Есть такая примета – плохо прийти в себя с кляпом во рту, под вечер, в незнакомом лесу, привязанным к дереву. Никогда не думал, что мне придется убедиться в ее правоте. И тем не менее, открыв глаза, я понял, что ситуация была именно такова. Моя спина была плотно прижата к мощному шершавому стволу, и не падал я, только потому что был крепко-накрепко прикручен к нему сплетенными в толстый жгут ветвями какого-то кустарника. Напротив меня на расстоянии примерно пяти метров также изображая кариатиду подпирающую дерево, был привязан Хан. А между нами около высоченной хвойной пирамиды муравейника деловито копошился зеленый косматый медведь. Чем он занимался мне было непонятно, но ничего хорошего я от него почему-то не ждал. И оказался прав. Когда косолапый чуть-чуть повернулся, я с ужасом увидел, что он льет на землю мед, прокладывая ароматную янтарную дорожку от муравейника не куда-нибудь, а прямиком в мою сторону. Поняв, какая меня в ближайшем времени ждет сладкая жизнь, я начал как мог извиваться и дергаться, пытаясь вырваться на свободу, чем неосторожно привлек внимание зверя.
– Оклемался, гадина? – густо пробасил он, и я узнал голос давешнего помощника старухи, которого она спровадила из дома без желанного магарыча. Однако следующие слова монстра, который выглядел медведем только со спины, доказали, что он и без оплаты готов служить Бабе Яге верой и правдой: – Эх, ты! Какую хорошую бабку обидел! А я ей сразу говорил – нечего вас выхаживать. Оттащить в лес и покормить зверье, раз вы его так любите. Огласив, таким образом, приговор поросшее мхом чудище обошло муравьиную кучу и принялось наводить медовые мосты в направлении Хана. Я от души позавидовал узбеку. Съедят нас, конечно, обоих, но в отличие от меня напарник все еще находился в беспамятстве и не видел, как здоровенные красные муравьи шустрой цепочкой выбираются из своего хвойного дома, чтобы подзакусить нашим подслащенным мясом. Я очередной раз предпринял безнадежную попытку вырваться и стал глазеть по сторонам, все еще надеясь увидеть среди частокола деревьев либо темную шкуру Серого, либо неизменно свежий и словно только что выглаженный костюм Ивана. Черт с ним – сейчас я был даже на Василису согласен, даром, что она меня почему-то так невзлюбила. И все-таки лучше было стерпеть десяток ее унизительных насмешек, чем оказаться поданным муравьям в качестве блюда китайской кухни.
К сожалению, никаких признаков Защитников в лесу не наблюдалось. И все же помощь пришла. Вернее, прилетела. С протяжным свистом авиационной бомбы, сшибая шишки и ломая встречные ветки откуда-то сверху опустилась и тяжело стукнулась о землю огромная деревянная колода. «Ступа!» – догадался я. Удар был настолько мощным, что я даже ощутил подошвами легкую дрожь, прокатившуюся по земле от места посадки. Сверху еще продолжали сыпаться сорванные с деревьев листья и иголки, а из летательного аппарата уже выпрыгнула Арина Родионовна. Это было жестокое разочарование. Я-то думал, что к нам с узбеком пришло спасение, а оказалось это была всего лишь публика, опоздавшая к началу шоу. Впрочем, для зрительницы Баба Яга повела себя, прямо скажем, неожиданно. Первым делом она двумя стремительными движениями метлы перечеркнула медовые тропинки, по которым муравьи слаженно, словно пехота на марше, направлялись ко мне и к Хану. А потом старуха напустилась на внезапно съежившегося зеленого.
– Ты что, душегуб, совсем рехнулся! Я тебя спрашиваю! Ты, тоска зеленая! Ты чего удумал?! Живых людей жизни лишать?! Да я тебя сейчас так заколдую – вместо мха поганками порастешь! Или нет! Лучше я на тебе коноплю выращу и в ПТУ отправлю. И так далее, и тому подобное. Чувствовалось, что Арина Родионовна разошлась не на шутку. Она носилась за нашим мучителем вокруг муравейника, то и дела отвешивая ему хлесткие затрещины своей метлой, почти так же лихо, как Джеки Чан делал бы это боевым шестом. Интересно, что зеленый даже не пытался сопротивляться притом, что был раза в полтора, если не в два больше самой старухи. Он только старался прикрыть свою мохнатую голову руками и неуклюже оправдывался.
– Арина Родионовна… Яга… Ну, ты ж это… Ты ж сама… Ну, чуть не плакала. Говорила, что тебя обратно, типа в неволю… На поселение! Наконец, поняв, что бабка вовсе не собирается его слушать, а только дерется, монстр махнул на нее лапой и, пробасив: «А ну, тебя! Сама разбирайся!» – подскочил к ближайшей сосне, в мгновение ока взобрался наверх, а оттуда невероятно огромными тяжелыми прыжками с дерева на дерево направился в гущу леса. Старуха не стала его преследовать. Да видимо и не могла. Едва ее странный знакомец пропал из виду, весь боевой задор Яги как ветром сдуло. Она, кряхтя, оперлась на метлу, отдышалась, а потом, наконец, повернулась в мою сторону и слабым от усталости голосом произнесла:
– Ну, здрасьте! В избушку Бабы Яги мы добрались уже затемно. Леший – именно им и оказался принятый мной за зеленого медведя монстр – утащил нас с Ханом на весьма приличное расстояние. Хорошо еще, что старуха, почуяв не ладное, не стала собирать половину целебных трав, а поспешила домой и вовремя обнаружила пропажу.
– Если бы не ступа, ни почем бы мне вас до ночи не сыскать! – продолжала переживать Арина Радионовна, потчуя меня чаем с оладушками, малиновым, земляничным и черничным вареньем. Был на столе и мед, но его мне сейчас не то что есть, даже видеть было тошно.
– Ты, милок, на Фимку не обижайся, – робко попросила бабка за своего приятеля. – Он леший правильный. О зверье, о птицах заботится…
– Насекомых подкармливает, – мрачно добавил я.
– Ну, погорячился. С кем не бывает. Ничего не поделаешь. Дикий он. Власть на дух не переносит, – пыталась объяснить мне поступок лешего старуха. – А тут и вовсе решил, что вы меня обратно на поселение потащите!
– Понимаю, – сказал я больше для поддержания разговора, но Бабу Ягу это явно задело.
– Ни черта ты не понимаешь! Ты сам там жил? Жил, я тебя спрашиваю?! Что я мог ответить? Мне о самом существовании Бабы Яги стало только недавно известно, а о том, что из себя представляет место ссылки волшебных преступников, я и вовсе не имел никакого понятия.
– Ведь ты прикинь с кем приходится жить?! – взорвалась вдруг старуха. – варколаки, каркуны, куздельники.
– А Кощей? – заинтересовался я.
– И Костлявый рядышком. Через лесочек. И подпевало его тож там – Соловей-Разбойник. А вот Горыныча, я слыхала, лет уж пять-шесть, как отпустили.
– За примерное поведение?
– Не! По амнистии. В честь восемьсот пятидесятилетия Москвы!
– А вас, что же держат?
– Дык, бегаю! А как ты мне, мил человек, скажи, не бегать? Лес злой, холодный, – продолжала жаловаться Арина Родионовна. – Зверья почти нет, а те, что есть не то что сказку сказать или там песенку спеть, говорить и то не умеют. Да и с чего бы?! Волшебства там, ну, разве что при случае зуб заговорить, а о том, чтобы зелье какое приготовить или ступу в небо поднять и думать нечего.
– Ну, видимо, поэтому вас там и собрали, чтобы вы злое волшебство не творили? – предположил я и тут же пожалел об этом. Старуха от моих слов так оскорбилась, что перешла на некую сказочно-блатную феню и утихомирить ее не было никакой возможности.
– Ты вот что, начальник! Ты мне мокрую ворожбу не шей! Я тебе не Карга, и не Шишига какая-нибудь! На порчах не поймана, в душегубстве не замечена. Это Горыныч, понимаешь, змей трехконфорочный, да Кощей Бесстыжий – по всем статьям уголовники, а я – политическая!
– В каком смысле, – опешил я от такого откровения. Я мог представить, как некий прокурор специализирующийся по уголовно-магическому праву предъявляет обвинение Соловью в разбое, Змею Горынычу в многочисленных поджогах, Идолищу Поганому в геноциде мирного населения. Но вообразить Бабу Ягу в качестве убежденного идейного противника, бомбистки на ступе или революционерки, поднимающей народные массы при помощи приворотного зелья было невозможно, даже обладая сверх буйной фантазией.
– За болтовню повязали, – грустно призналась бабка, так же внезапно успокоившись, как перед этим разнервничалась. – А с другой стороны, ну откуда мне было знать, что Сашенька таким способным окажется?
– А поподробнее можно, – вкрадчиво попросил я, предчувствуя сенсацию.
– Да чего уж там, – не заставила долго упрашивать себя старуха. – Все одно, если захочешь, в
