хватит выпитого мной времени. Однажды, я уже не смог справиться с Логопедом из-за того, что в самый неподходящий момент мои благоприобретенные способности неожиданно оказались благопотерянными. В этот раз я не собирался допускать подобную ошибку, поэтому преследовал Дмитрия, как обычный смертный: через силу, с трудом, с отдышкой и с матюками. Хорошо хоть выслеживать его в этой чащобе не приходилось, поскольку там, где Нитка-искатель протаскивала Счастливчика, оставалась широкая прекрасно видимая борозда, отлично отмаркированная по краям повисшими на обломанных кустах клочками его пестрой одежды. Время от времени Счастливчик и сам подавал голос. Причем орал до тех пор, пока мне становилось проще ответить, чем слушать его надрывные призывы и завывания. Я бы отзывался и раньше, но с моими габаритами не так-то просто трусить по лесу, да еще и перекликаться с напарником, которой все время забывает, что мне надо беречь дыхание. При этом, не скажу, чтобы я завидовал его способу перемещения. В конце концов, то, как путешествовал Дмитрий, весьма напоминало катание на водных лыжах. Вот только никаких лыж на Счастливчике не было, а тяга, за которую он цеплялся, волокла его, отнюдь, не по глади озера, а по пересеченной местности, изобилующей корявыми пнями, растопыренными во все стороны корягами и очень колючими елками. Таким образом, я совсем не удивился тому, что в скором времени Дима начал помечать пройденный им путь потерянной поклажей и амуницией. Сперва мне пришлось остановиться, чтобы подобрать его кроссовок. Потом я подхватил с еловой ветки его бандану.
Однако на исходе второго часа нашего пешего «Кэмел троффи» Дмитрий изволил обронить спальник. Никаких сомнений в том, что эта вещь относилась к имуществу общества, у меня не было. Я сам провел половину ночи, укрываясь точно таким же спальным мешком. Иными словами, у меня просто не было другого выхода, как подобрать столь необходимый в пути предмет. Однако, сам факт того, что теперь мне придется волочь на себе еще и это барахло, окончательно переполнил бездонную чашу моего терпения. По сему я решил ее выплеснуть, остановился и долго с чувством высказывал ближайшему кусту, что именно я думаю о нашем дорогом Счастливчике, который где-то за этим кустом скрылся. Не знаю, что при этом испытывало политое моей руганью растение, но мне самому значительно полегчало. Я скинул рюкзачок, нашарил в нем упаковку кальмаров и твердо вознамерился утопить их в большом количестве запасенной мной пресной воды. Но хотя я и скакал почти два часа по лесу не хуже чем призовая лошадь, еще и есть, стоя, подобно этому животному, я не собирался. Тем более, что теперь у меня на руках был спальный мешок Дмитрия, который в упакованном виде, ничем не отличался от компактного мягкого пуфика. Выбрав подходящую сосенку, которая должна была послужить удобной спинкой для моего импровизированного седалища, я пристроил между корней спальник и плавно водрузил на него свою утомленную беготней задницу. Однако вместо блаженного чувства расслабления всего организма, сладкого нытья в усталых нижних конечностях, и покоя в верхних, и испытал жесточайший стресс. Стоило мне откинуться на сосну, как где-то внутри меня что-то хрустнуло, после чего я ощутил самую кошмарную из доселе случавшихся со мной болей, пронзившую меня от крестца до шеи вверх, и от него же до пяток вниз. Большинство граждан на земле считает, что остеохондроз – это болезнь. Ничего подобного. Остеохондроз – это подлый удар в спину человеческого организма. В ответ на это предательство моего собственного позвоночника, я заорал так, что если ранее еще хоть одна волшебная тварь не была в курсе мое повторного визита на «ту сторону», теперь ни у кого не было в этом ни малейшего сомнения. Правда, это не означало, что сейчас все, кому не лень кинутся снимать скальп с моей дурной головы, которая в очередной раз не дала покоя моим же ногам.
Однако, если бы у кого-то и возникло такое желание, я мог бы в лучшем случае стать свидетелем своих собственных похорон. Стоило мне хоть немного шевельнуться, как адская пытка возвращалась снова и снова. Мало того, не менее мучительным было еще и то, что я напрочь не представлял, что мне теперь делать. Счастливчика унесло взбесившимся клубком. Хан и вовсе не знал, что я отправился ему помогать. Не говоря уж об Иване и Арине Родионовне, которые тоже теоретически находились где-то в этом лесу, но, занимаясь спасением целого волшебного мира, даже если бы могли, вряд ли пришли бы на помощь жалкому неудачнику, который так искал приключения на свою задницу, что нашел смещение позвоночного диска в пояснично-крестцовом отделе. Подкалывая, и издеваясь над собой в таком роде, я все же попытался мало- помалу ползти в ту сторону, откуда в последний раз слышал голос Счастливчика. Можно было, конечно, и просто двинуться обратно. Но надежды на то, что ресурсов моего организма хватит на то, чтобы вернуться в Штаб-квартиру у меня не было, а на то, что Дмитрий рано или поздно остановится и станет меня искать была. По сему выбранный маршрут показался мне самым логичным, хотя и не самым легким. Только в эти трудные минуты я, наконец-то, оценил, каким же на самом деле героическим человеком был Алексей Мересьев, подвиг которого так усердно вдалбливали в мою голову в годы школьной учебы. Заодно мне вспомнился персонаж рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни». Тот мужик, хотя и не был мужественным советским летчиком, но тоже причесал своим брюхом значительный кусок Аляски, а в довершение еще и голыми руками придушил злобного серого волка. Иными словами, мне было на кого равняться, а уж придушить кого-нибудь я, тем более, был совсем не против. В особенности это относилось к узбеку, чье чувство долга перед пресмыкающейся ядовитой тварью привело к тому, что теперь я тоже вынужден ползать и, неровен, час начну вырабатывать свой собственный смертоносный яд. Мои недобрые размышления были прерваны знакомым тягуче-вкрадчивым голосом:
– Крадемся, Левушка? Или просто приспичило отдохнуть? Одновременно с вопросом прямо передо мной откуда-то сверху плавно стекла громадная черная клякса, которая шмякнувшись о землю превратилась в добрейшего Барса Мурзоевича Васильева-Шестого-Младшего. Впрочем, на счет добрейшего я несколько погорячился. С трудом вывернув голову, чтобы посмотреть на Кота, я понял, что ничего хорошего от него ждать не приходится.
– И это так, значится, вы ребятки выполнили мое поручение? – с трудом сдерживая гнев, поинтересовался высокоученный зверь. – Кому было сказано: сидеть на кухне и сторожить Дом?!
– Как смогли, так и выполнили! – по-хамски, буркнул я в ответ, не потому, конечно, что чувствовал себя правым, а исключительно в силу того, что когда зад горит, то как-то не до формальной вежливости.
– Где Хан? – строго вопросил Страж Дуба, и, несмотря на боль, я отметил, что Кот в первый раз на моей памяти упомянул имя узбека, не прибавив к нему уменьшительно-ласкательного суффикса.
– Не знаю!
– Дмитрий?
– Не знаю!
– А куда ты, в таком случае ползешь? Я замялся…
– Тоже не знаешь?
– Предполагаю!
– Уже лучше, – кивнул Кот. – И последний вопрос: ты не будешь сильно возражать, если я выдерну иголку, торчащую у тебя из задницы?
– Чего?
– Ничего! Расслабься! Я еще только пытался осознать, что именно мне сказал Кот, как зверь одной могучей лапой впечатал меня в землю, а второй произвел какую-то манипуляцию где-то чуть пониже мой спины. Как же я взвыл! Думаю, случись рядом Соловей Разбойник, даже у него бы от этого вопля перепонки полопались. А еще хорошо, что мох, в котором утопало мое лицо, оказался по большей части весьма сырым, иначе искры, сыпанувшие у меня из глаз, непременно стали бы причиной значительного лесного пожара. Правда следом за искрами из них потекли еще и слезы, но это было уже позже, когда острая, потрясшая меня до самого основания боль постепенно пошла на убыль.
– Занятно, очень занятно, – донесся до меня откуда-то из иной реальности задумчивый голос Барса Мурзоевича. – Молодой человек, у вас в роду, часом персон благородного происхождения не числилось?
– Чего? – переспросил я, с неудовольствием обратив внимание на то, что мои реплики, адресованные Коту, становятся несколько однообразными. Впрочем, самому Барсу Мурзоевичу это было, похоже, совершенно до лампочки.
– Я хочу сказать, – тоном ведущего историко-публицистической телепрограммы «Серебряный шар» заметил Кот. – Что очень редкая личность могла бы выдержать такие нечеловеческие страдания и остаться в своем уме? Ведь ты же в своем уме, Левушка? Не так ли?
– Кажется да! – согласился я, перевернувшись на спину, и испытав непередаваемое наслаждение,
