– Сегодня такое чудесное утро, – пожал плечами Эш. – И мне совсем не хочется сидеть взаперти.
Неужели он думает, что ей хочется сидеть в четырех стенах и вбивать в его упрямую голову правила поведения?
– Вечер состоится, через несколько дней, – невозмутимо обронила Элизабет. – А мы многих вопросов вообще не касались.
Эш согласно кивнул.
– Похоже, нашу прогулку верхом придется отложить, – сказал он.
– О! – Джулиана обиженно поджала губы. – А мне так хотелось покататься на Уинде Дансере.
Эш повернулся к ней и с такой нежностью улыбнулся, что у Элизабет защемило в груди от ревности.
– Ну, так возьмите его, – предложил он. Джулиана радостно прижала руку к груди.
– Вы это серьезно? – переспросила она.
– Уинд Дансер вас теперь знает, – кивнув, ответил Эш. – Думаю, вы найдете с ним общий язык.
– Я его не обижу. Благодарю. – Погладив Эша по руке, она повернулась и пошла к выгону, оставив их наедине.
Элизабет смотрела на мужа, старательно пряча обиду под маской ледяного презрения.
– По-твоему, мне очень хочется сидеть взаперти и ждать, когда ты вернешься с прогулки? – возмущенно сказала она.
Эш поднял на жену глаза, в которых не было и тени раскаяния.
– Перед самым твоим приходом Джулиана предложила покататься верхом, – объяснил он. – Я собирался сказать тебе об этом.
– После возвращения с прогулки? – саркастически усмехнулась она.
– Прежде чем мы уехали бы, – в тон ей ответил Эш. Ветерок, перебиравший его волосы, бросил на лицо прядку. – Я подумал, что должен пригласить и тебя.
«Должен». Равнодушное слово больно задело Элизабет.
– Какой заботливый! – с долей иронии усмехнулась она.
Однако ее слова Эша не тронули.
– Но ты предпочтешь провести утро за уроком езде верхом, – продолжил он.
Неужели этот мерзавец и вправду думает, что она в восторге от роли учительницы?
– Между прочим, я очень люблю ездить верхом, – заметила Элизабет.
– Неужели? – Муж удивленно поднял брови.
– Еще раз напоминаю: светский вечер не за горами.
– А еще так много надо вбить в мою голову. – Эш повернулся и направился к дому. – Что ж, не будем терять времени.
Постояв немного, Элизабет нерешительно пошла следом. Этот человек относится к ней, как к тюремному надзирателю. По его вине она чувствует себя мелочной и эгоистичной. Но ей хорошо известно, каким злым и жестоким может быть светское общество. На Эша будут устремлены сотни придирчивых взглядов, отыскивающих в нем малейший изъян. Пропавший много лет назад лорд Энджелстоун и теперь объявившийся его сын, – их так просто в покое не оставят. Элизабет хочет помочь этому человеку не ударить лицом в грязь. Она ни за что не позволит, чтобы Эша унижали и высмеивали. Хотя он и в самом деле бывает порой настоящим дикарем.
Догнав мужа, Элизабет сказала:
– Урок мы начнем с экскурсии по Четсвику.
– Мне все равно, – отозвался Эш, не глядя на жену.
Как бы ей хотелось ответить тем же! И навсегда выбросить его из сердца. Но она не может этого сделать. Элизабет надеялась, что Эш узнает, наконец, в Четсвике свой дом. Здесь родился он сам, его отец, дед и прадед. Это поместье с 1673 года принадлежало роду Марлоу. Эш был звеном в длинной цепи мужчин и женщин, которые здесь жили, любили и растили детей. Как заставить его это понять?
Яркий солнечный свет падал на многочисленные портреты, которыми были увешаны стены длинных коридоров Четсвика. Эш едва различал лица мужчин и женщин на полотнах в изысканных позолоченных рамах. Как бы ему хотелось не быть внуком старика-герцога. Тогда бы все не было таким сложным.
Каждая проведенная в этом доме минута откалывала кусочки от стены, за которой скрывались воспоминания. И Лабиринт, и озеро, и картины казались ему очень знакомыми. Становилось все труднее отрицать, что он здесь когда-то раньше жил. Неужели он и в самом деле Пейтон?
– Эту залу и следующую занимают семейные портреты, – продолжала рассказывать Элизабет. – На этих стенах, как и по всему дому, можно увидеть лица титулованных герцогов и герцогинь Марлоу с 1654 года.
Эш рассматривал женщину, идущую рядом с ним. Его жена. Гордо вскинув голову, Элизабет смотрела прямо перед собой. Ее холодное и сердитое лицо было таким прекрасным, что сердце начинало болеть от необъяснимой тоски.
«Но так оно даже лучше, – убеждал он себя. – Лучше видеть эту маленькую женщину в гневе, чем позволять маленькими изящными ручками вить из него веревки».
Глубоко вздохнув, Эш пытался справиться с напряжением, не оставлявшим его с того самого дня, как
