потрескалась, а краска на стенах облупилась. Понадобилось бы целое состояние или множество рабов, чтобы содержать такой дом в порядке, а у Вэнсов не было ни того, ни другого. Вероятно, сейчас здесь осталась половина или треть прежнего количества слуг. Мельком увидев в окно самшитовый парк, Фейс заметила, что и он томится по настоящему уходу. Самшиты разлохматились, нуждались в подрезке, а кое- где были почти заглушены виноградом. К горлу Фейс подкатил комок. Ей стало грустно при виде этого запустения.
Джулия Вэнс поджидала их в маленькой гостиной. Она занималась каким-то тонким рукоделием и уронила его, когда они вошли.
— Сын! — воскликнула она, бросившись в объятия Тэчера.
Через мгновение она легонько высвободилась и грациозным жестом протянула руку Фейс.
— Значит, это и есть мисс… Роблес? — сказала Джулия. Прежде чем произнести эту фамилию, она замялась, чуть-чуть, еле уловимо, но все же выговорила ее не сразу. В манере ее речи, в интонациях чувствовался мягкий виргинский акцент. Она была чуть пониже Фейс, тонкая и хрупкая. Ее мягкие белые волосы окружали лицо пушистым ореолом, а глаза — чуть светлее, чем у Тэчера — казались голубыми, как небо. На ней было черное летнее платье из легкой ткани, отделанное у шеи кружевами. Быстрым порхающим шагом она подошла к Фейс и подставила ей бледно-матовую, как у камеи, почти без единой морщинки щеку. Фейс поцеловала ее, и Джулия отступила назад.
— Видите ли, дорогая моя, — заговорила она, — у меня такое чувство, будто я знаю вас очень близко. Тэчер так много писал о вас. И, разумеется, я видела вашу фотографию! На вас так приятно смотреть! И какое редкое сочетание — ваши волосы и эти бездонные темные глаза! Не удивительно, что наш Тэчер писал такие восторженные письма!
«Наш Тэчер», сказала она. По-видимому, она уже была готова поделиться своей собственностью. Это хороший знак. Тэчер просто сиял — Фейс никогда еще не видела его таким. Должно быть, одобрение матери значило для него очень много… да, очень много.
— Как я благодарна за то, что вы пригласили меня, миссис Вэнс, — услышала она свой голос. — Тэчер столько рассказывал мне о Торнвуде и его хозяйке. Мне кажется, маленькая частичка вас всегда находится при нем.
Джулия Вэнс подняла брови и улыбнулась.
— Маленькая частичка, дорогая?.. Наоборот, по-моему очень много… да, очень много.
Фейс заметила, что эти же самые слова только что мелькнули у нее в голове.
Так началась для Фейс жизнь в Торнвуде. Несмотря на сердечность миссис Вэнс, она никак не могла отделаться от почти не уловимого ощущения неловкости. Все в доме красноречиво свидетельствовало о медленном умирании, отчего у Фейс временами пробегала по спине дрожь. Правда, бледно-алые розы на длинных стеблях, стоявшие в серебряных кубках, были своего рода совершенством, но и они казались слишком уж совершенными, как восковые цветы — и такими же неживыми. А на хрустальных люстрах лежал слой пыли — тончайший, еле заметный, но хрусталь уже не сверкал, как когда-то. Что имел в виду Тэчер, сказав, что у нее с миссис Вэнс много общего? Фейс терялась в догадках и сама не знала, приятно ли ей, что он нашел в ней какое-то сходство со своей матерью, и хорошо ли это вообще.
На второй день, вечером, Тэчер, уже несколько раз беседовавший с матерью наедине, предложил Фейс стать его женой. Фейс это не удивило, но она не ожидала от него такой поспешности, явно связанной с тем, что мать одобрила его решение. Все же у Фейс стало радостно и легко на душе — ведь она давно решила, что согласится выйти за него. Фейс уже все обдумала. Для нее не оставалось никаких сомнений и колебаний — она была влюблена, и ей даже в голову не приходило, что душевный склад Тэчера может быть иным, чем ее собственный. Что касалось их будущего, то для нее существовал лишь один нерешенный вопрос: где и когда состоится свадьба.
И так случилось, что именно этот вопрос стал причиной их первой настоящей ссоры. После чая они вдвоем решили скрыться от жаркого предвечернего солнца в старой, увитой глициниями беседке. Скамья и часть опорных столбов уже сгнили, но остов и крыша беседки хорошо сохранились, а заросли глицинии превращали ее в уютный, так чудесно скрытый от внешнего мира уголок.
— Вот где, наверное, было хорошо играть, — сказала Фейс. — Похоже на заколдованный тайник Кристофера Робина. Ты часто приходил сюда?
— Не очень, — ответил Тэчер. — Мне почти не с кем было играть.
— А в школе — разве, когда ты подрос, у тебя не было товарищей?
— Нет. Мама сама занималась со мной, пока я не поступил в военное училище. У меня, кроме того, была немка-гувернантка, она учила меня всяким премудростям, вроде алгебры и языков — кроме латыни. Латынью занималась со мной мама. В детстве она была моим единственным товарищем.
— О!..
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего, — ответила Фейс. — Дай мне сигарету, пожалуйста.
Некоторое время они молча курили. Тэчер, бросив сигарету, принялся грызть ноготь на левой руке.
— Тэчер, перестань! — прикрикнула на него Фейс.
Он покраснел и спрятал руку в карман.
— Надо решить, когда будет свадьба, — несколько натянуто сказал он.
— Скоро, — произнесла Фейс, — очень скоро.
— Мама считает, что мы должны подождать по крайней мере полгода.
— Так долго? — испугалась Фейс. — Не понимаю, зачем столько ждать. Ведь это целая вечность!
— Я тоже был против, но мама…
— Может, мы немножко уступим друг другу и сговоримся на конец октября? Как ты думаешь, она согласится?
— Возможно, — вздохнул Тэчер. — А насчет венчания…
— Мне все равно как — у мирового судьи или где угодно! — Сердце ее билось с поразительной быстротой.
— Мама настаивает на венчании в церкви — здесь, в Торнвуде, поскольку твоих родителей нет в живых. Кроме того, здешний пастор — старый друг нашей семьи, и у мамы тут много знакомых, которых она хочет пригласить на свадьбу.
— Честное слово, Тэчер, — сказала Фейс, уже не сдерживая раздражения, — пышная свадьба меня ничуть не прельщает! Но раз твоя мать хочет обвенчать нас в церкви — что ж, пусть, только не надо устраивать из этого спектакль. Просто несколько знакомых…
— Может, она и согласится. Постараюсь ее уговорить. Кстати, она предлагает нам провести медовый месяц в Торнвуде, — по ее мнению, это будет вполне в духе традиций, если я привезу молодую жену именно сюда… А потом мы можем поехать в Нью-Йорк пароходом из Норфолка.
Фейс не знала, заплакать ей или накричать на него. Она не сделала ни того, ни другого, но руки ее дрожали.
— Слушай, Тэчер, ведь выхожу замуж я, а не твоя мать! И выхожу я за тебя, а не за Торнвуд! Почему нельзя сделать все так, как захотим
— Все равно, — упрямо заявил Тэчер, — я считаю, что мама должна сказать свое слово…
Глядя на заходящее солнце и широкие плесы реки Раппаханок, Фейс впервые усомнилась в разумности их брака. И хотя Тэчер был рядом и держал ее руку, она почему-то почувствовала себя очень одинокой…
Все это Фейс перебирала в памяти, сидя перед зеркалом; потом вздохнула, перевязала волосы черной ленточкой и в последний раз провела помадой по губам. Она снова стала прежней, платье скрыло нагое тело, а вместе с ним все, что ее мимолетно огорчило. Сейчас у нее есть заботы поважнее. И есть Дейн Чэндлер, которому надо рассказать о последнем нанесенном ей ударе.
Обед был сплошной пыткой. Впрочем, в присутствии Джулии иначе и не бывало. Все шло чинно и благопристойно, и Тэчер обращался с женой, как с фигуркой из дрезденского фарфора. Он разыгрывал джентльмена с благородного старого Юга, и это вскоре стало нестерпимым. Но главным предметом его
