родился с особым даром. Люди чувствовали себя рядом с ним комфортно, а он наполнял весельем каждую комнату. Неужели он растратил свой дар в Лондоне? Неужели он иссяк?
Синтия выдохнула с такой силой, что лежавший перед ней исчерченный лист затанцевал на столе. С него слетела легкая пыль от угольного карандаша, как будто это слетал песок с тех самых скал, которые она пыталась изобразить.
Синтия взяла карандаш и нанесла темные штрихи на бумагу.
Ее работу нельзя было назвать искусством, да это и не было искусством, она и сама это понимала. Разбивавшиеся волны были похожи на спутанные волосы, вьющиеся вокруг скал. Скалы напоминали бока коров. И все-таки она совершенствовалась. Кроме того, мягкий скрип угля по пергаменту успокаивал ее, создавал ощущение исполненного долга.
Но сегодня ни о чем, кроме Ника, она думать не могла, поэтому спрятала карандаш в столе и достала старый дневник. Эти страницы уже отложились в ее памяти. Она перечитывала их десятки раз, но ничего нового не нашла. Возможно, дневник, как талисман, откроет секреты, только если она поверит в него.
В дверь постучали, она потерла глаза. Господи, так и ужин можно пропустить.
– Входите, – позвала она миссис Пелл, но дверь из коридора не открылась.
Открылась дверь в соседнюю комнату.
– Добрый вечер.
С улыбкой на лице вошел Ник, неся в руках закрытую белую чашку.
– Миссис Пелл сказала, что Адам опаздывает, заканчивая свои дела, поэтому нам придется ужинать одним, если мы хотим избежать встречи с ним.
Аромат лукового супа наполнил комнату.
– Спасибо за новость. И за суп, – произнесла Син.
Ланкастер прошел в комнату, огляделся, но не решился поставить чашку.
– Ты устроилась?
Пока их не было, миссис Пелл убралась в этой комнате, теперь здесь все сверкало чистотой и пахло свежими цветами.
– Да, все хорошо.
– А это тот дневник?
– Да.
Синтия инстинктивно вцепилась в него, желая спрятать подальше.
– Такой маленький. – Ник сделал еще шаг и оказался почти рядом с ее плечом. – А это чертеж местности?
У Синтии замерло сердце. Ее рисунок не был предназначен для постороннего глаза, только для нее.
– Предлагаю детально изучить его, но полагаю, что это бессмысленное занятие. Сколько лет было твоему дядюшке в то время? Восемь или девять?
Синтия посмотрела на рисунок. Восемь лет? Какая невоспитанность…
Ник потянулся за бумагой, и Синтия схватила дневник, набросок и сунула их в ящик стола.
– Ему было одиннадцать.
– Слишком молод для художника.
– Ты можешь поставить чашку здесь. Спасибо.
Ланкастер прижал чашку к груди, когда Синтия протянула к ней руку.
– У меня в комнате есть хлеб. Присоединишься ко мне?
– Я очень устала.
Синтия подняла голову и увидела, что Ник смотрит на нее умоляющим взглядом.
– Ну, пожалуйста, пойдем. – Он улыбнулся. – У меня есть вино.
Было похоже, что он избавился от настроения, нахлынувшего на него на побережье. Он снова стал прежним Николасом, и сопротивление было бесполезным.
– Ну, хорошо. У тебя есть вино, а я хочу вина. Поэтому у меня нет причины отказываться.
Синтия прошла за ним следом в комнату, в ту комнату, где она спала прошлой ночью, и внимательно осмотрелась, как будто его вещи могли что-то рассказать о нем.
Таз, от которого все еще шел слабый пар в прохладной комнате. Полотенце, которым он вытирал лицо и шею. Тщательно убранная кровать, на которой не осталось следов ее пребывания. Два бокала для вина на столике, подвинутом ближе к огню, один пустой, а второй – с каплями вина на дне.
– Садись, ты ведь устала, – пригласил Ник.
Синтия заметила, что у него по краснел и уголки глаз.
– Ты тоже устал.
И словно в подтверждение ее слов он опустился на стул сразу, как только села Синтия.
– Признаюсь, что не очень хорошо спал сегодня. Мистические открытия, знаешь ли.
– Допускаю, – улыбнулась она в ответ.
Ну вот, Ник уже заставил ее улыбнуться.
Ланкастер наполнил бокалы вином, и они приступили к трапезе. От горячего супа внутри разлилось приятное тепло. Молчание, царившее в комнате, было в сто раз комфортнее той тишины, в которой они работали несколько часов назад. Когда Ник потянулся за хлебом, внимание Синтии привлекли его пальцы.
Они были длинными и грубоватыми, не такими изысканными, как все остальное в нем. Эти пальцы с хрустом разломили поджаристую булку. В свете камина виднелись золотистые волоски, покрывавшие его кожу. Когда он потянулся через стол, чтобы положить половинку хлеба на ее тарелку, проявился рельеф мышц. Эти крупные пальцы прикасались сегодня к ней, гладили, удерживали ее.
– Спасибо, – только и сумела произнести Синтия.
– Не за что, – тихо ответил он.
Их взгляды встретились. Читает ли он ее мысли? Разделяет ли их? Но его улыбка была чистой и лишенной всяческого намека на флирт.
Сознание вины превратило теплый суп у нее в желудке в раскаленный уголь. Ник принадлежит другой женщине.
– Как поживает твоя семья? – неожиданно громко поинтересовалась Синтия.
– Хорошо.
Ланкастер ни слова к этому не добавил.
– Я очень сожалела, когда узнала о твоем отце. Он был хорошим добрым человеком.
На его лице промелькнула улыбка.
– Да, он был замечательным человеком.
Ник взял свой бокал и отодвинул полупустую тарелку. Через несколько секунд его бокал был пуст, и он снова наполнил его до краев.
– Добрым, – добавил он с кривоватой улыбкой.
– Наверное, ты скучаешь по нему.
– Думаю, да. Это было очень давно.
Давно? Его отец умер всего лишь два года назад. Она откусила хлеба, чтобы скрыть свое изумление. Он всегда был так близок к отцу, такому же теплому и дружелюбному человеку, как и сам Ник. Видимо, из-за скорби эти два года показались ему целой вечностью.
Но Ник смотрел куда-то в пространство, как будто боль потери давно притупилась. Это было очень давно.
Он выпил еще один бокал вина. Смущение девушки усилилось.
– Разве ты не голоден?
– Я хочу еще раз извиниться. – Ланкастер поставил бокал и наклонился вперед. – За то, что произошло раньше. За все.
– Все в порядке.
– Нет… Я должен объяснить. Или попытаться сделать это. Просто… Женщины в Лондоне… Они не такие как ты, Син.
Ее ложка громко стукнула о чашку с супом, и она положила ее на стол. Неужели он думал, что она об этом не знает?
– Они более… практичные и земные.
– Я уверена, что так и должно быть, – произнесла она.
– Здесь, в деревне, ты в безопасности.
– Вряд ли это так, Ланкастер, – вспылила Син.
– Прости. Конечно. Я плохо объясняю. Но в Лондоне много женщин, подобных тебе. Я говорю общими фразами, вместо того чтобы сказать конкретно, что я имею в виду.
– И что же ты имеешь в виду? – Синтия постаралась не запоминать фразу «подобных тебе», но не сомневалась, что она еще много недель будет ее преследовать.
– Я пытаюсь сказать тебе, что женщину, на которой я женюсь, моя персона волнует так же мало, как и меня – ее. А может, и меньше.
– Может, она просто стеснительная.
– Нет, – он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка была даже в его глазах. – Боюсь, что дело не в этом.
Синтия потянулась за своим бокалом. Ей не нравился этот разговор, но очень хотелось получить информацию.
– Я не понимаю, Ник. Все любят тебя, и ты любишь всех.
– Син, – начал Ланкастер и рассмеялся.
Боже, ей хотелось растаять от этого звука. Она скучала без него. Она скучала не только без Ника, но и без этого звука. Теперь его смех звучал глубже, но как-то упаднически.
– Я был послушным ребенком, – произнес Николас. – Покладистым. Тут я с тобой согласен, – от смеха остался лишь отголосок. – Но покладистость – опасная штука.
– Почему? – Она не понимала его слов, но, возможно, тому виной была его рука, которой он лениво прикрыл ее руку, гладя большим пальцем ее пальцы.
– Будучи покладистым… Если бы ты была покладистой, Син, если бы это было твоим единственным качеством, ты бы не стала противиться этому браку. Ричмонд пришел бы за тобой, и ты бы с ним ушла. И теперь ты была бы сломленной.
Его палец стал обводить контуры ее руки.
– Ты восхищаешься моим упрямством?
– Я восхищаюсь твоей силой, – Ланкастер улыбнулся. – И говорю, если бы тебе нравились все и ты нравилась всем… Синтия, твоя жизнь сразу бы превратилась в страдание.
Девушка пыталась поймать его взгляд. Они говорили сейчас о нем. Так что он имел в виду? Ей хотелось спросить, но он разглядывал ее пальцы и не поднимал головы.
– Я имею в виду жизнь в качестве леди Ричмонд. Это была бы самая несчастная жизнь, какую только можно представить.
Момент был упущен. И если он имел в виду что-то еще под своими словами, Синтия не сомневалась: теперь он станет это отрицать. Поэтому она просто улыбнулась ему в ответ:
– Я бы не стала леди Ричмонд. Я бы вышла замуж за человека, за которого меня обещал выдать отец.
– Кто это? – с любопытством спросил Ланкастер.
Неужели его удивляет, что кто-то хотел взять ее в жены? Если бы только она могла сразить его каким-нибудь громким именем. К сожалению, никого достойного не было.
– Это сэр Реджинальд Бейлор.
– Сэр Реджи? – воскликнул Ник, и Синтия не смогла сдержать смеха.
– Да, сэр Реджи, все шесть футов кожи да костей. У него очень хорошие пастбища.
– Господи, ты меня разыгрываешь.
– Хорошо бы, если так. Я вела себя
