очертаниями дубовый листок. Этот лес назывался Черным лесом. В центре листка был нарисован красный кружок, перечеркнутый крест-накрест двумя короткими жирными черными линиями.
Южнее, почти параллельно нижнему срезу карты, тянулась еще одна линия железной дороги. Она как бы проводила границу между лесостепью и степью, так как ниже ее зеленые пятнышки встречались редко и были не больше горошинки.
Участок этой нижней, очень важной для гитлеровцев дороги и охранял обер-лейтенант Шварц со своей ротой, специально выделенной для несения патрульной службы. Ему помогал начальник кустовой полиции Сокуренко, однако полицаев было мало и далеко не все они внушали доверие.
За четыре месяца пребывания в селе Ракитном Шварц изучил висевшую перед ним карту на зубок. Более того, даже не глядя на свои многочисленные, только ему понятные пометки — точки, черточки, птички, вопросительные и восклицательные знаки, сделанные цветным карандашом, он мог сказать, где и когда были обстреляны, взорваны, пошли под откос эшелоны, где были обнаружены заложенные мины или разобраны рельсы, в каком месте произошли крупные и мелкие стычки с партизанами.
Обер-лейтенант мог также с гордостью добавить при этом, что за четыре месяца, с того момента как он командует ротой, на его участке не отмечено ни одной диверсии. Вот что значит умело и бдительно нести свою службу! Весь участок чистенький… Правда, на карте у самого села Ракитного красовались два восклицательных и один вопросительный знаки. Это были очень неприятные для обер-лейтенанта пометки. Однако не они привлекали в настоящий момент его внимание. Шварц своими прищуренными, колючими глазами уставился на зеленое пятно, имевшее очертание дубового листка, и, задумчиво покусывая губу, напряженно решал очень важную для него задачу.
Всего лишь несколько минут назад он разговаривал со своим начальником — майором Вольфом, сообщившим ему две важных новости. Первая касалась лично обер-лейтенанта Шварца и была чрезвычайно приятна, так как означала крупный шаг вперед в его служебной карьере, вторая только частично относилась к обер-лейтенанту, но была очень тревожной. Эта-то вторая, тревожная новость и заставила Шварца призадуматься у знакомой карты.
Наконец он поставил маленький вопросительный знак у перечеркнутого крест-накрест красного кружочка на Черном лесе и задернул занавеску.
Как хорошо, что он удержался от соблазна высказать майору Вольфу мысль, осенившую его во время телефонного разговора, думал обер-лейтенант, меряя комбату упругими шагами. Нет уж, он сообщит полковнику о своей идее не через майора, а лично. Вольф — ограниченный человек, тупица, службист. Сколько раз он, Шварц, говорил своему непосредственному начальнику: нужно следить не только за дорогой, но и за всем тем, что делается вокруг нее. Нет, майор не внял его вполне тактично высказанному совету. “Выполняйте свои прямые функции, обер-лейтенант, — охраняйте участок дороги”. И, пожалуйста, дождались — в течение двенадцати часов две диверсии. Дорога будет закупорена до утра, причинен крупный ущерб, есть жертвы.
Уже давно, после долгих размышлений, изучения и сопоставления фактов, Шварц пришел к выводу, что в их районе, кроме партизанских отрядов, находящихся в лесах далеко от южной ветки железной дороги, действует также немногочисленная, но, очевидно, очень активная группа советских подпольщиков. По его мнению, эта группа была обособленной, выполняла секретные задания, но в то же время по каким-то каналам была связана с командирами партизанских отрядов и своевременно информировала их о положении на дороге. Именно так обстояло дело, когда командование группы карательных войск решило окружить и уничтожить в Черном лесу отряд “Учитель”. Как только специально прибывшие части начали замыкать кольцо вокруг Черного леса, отряд “Учитель”, видимо заранее предупрежденный, нащупал лазейку на одном из перегонов верхней железной дороги и, прорвавшись с боем, понеся ничтожные потери., ушел на север, в дремучие леса, к своим друзьям и, следует полагать, к своим основным базам.
После этого в течение двух недель на южной дороге все обстояло благополучно. И вот сегодня советские подрывники двумя великолепными диверсиями снова заявили о себе. Откуда они появляются, где их база? Вряд ли они пришли из глуби северного лесного массива — это далеко. Дважды пересекать верхнюю железную дорогу, также усиленно охраняемую, — опасно. В каждом селе, на каждом перекрестке дороги стоят полицейские заставы. Нет, база подрывников где-то очень недалеко. Очевидно, в том же Черном лесу. Хитрый командир партизанского отряда, скрывающийся под кличкой “Учитель”, несомненно, выкинул новый ловкий вольт. Как только карательные войска после “разгрома” его отряда выбыли в другой район, он снова всем своим отрядом незаметно (три дня подряд продолжалась сильная метель) пересек верхнюю дорогу и опять обосновался на старом месте.
Почему “Учитель” так упорно держится за Черный лес? Разгадка проста: он выполняет важнейшую задачу — выводит из строя южную дорогу. Именно эта дорога интересует партизан больше всего. Отряд сидит в лесу тихо, ничем не выдает себя и на сравнительно коротком расстоянии наносит дерзкие удары при помощи мелких групп хорошо обученных и снаряженных подрывников.
Об этом-то своем предположении Шварц намеревался лично сообщить начальнику группы карательных войск. Обдумав все хорошенько, обер-лейтенант сел за стол, увеличил в лампе огонь, достал из шкафа первую попавшуюся книгу и начал читать.
Комната, которую обер-лейтенант выбрал себе под кабинет, находилась в новом кирпичном здании сельской школы и служила прежде учительской. Кроме письменного стола, здесь стоял еще книжный шкаф с глобусом наверху, парта у стены, на которой висела большая карта Советского Союза.
Облицованную зеленым кафелем высокую печь новый хозяин приказал “модернизировать”, и к ней для лучшего сохранения тепла приделали низенькую печурку на манер лежанки. Тщательно вымытый деревянный крашеный пол блестел. У письменного стола он был устлан большим красивым ковром ручной работы, — пышные оранжево-розовые цветы на темнозеленом фоне. Два широких окна прикрывали изнутри наглухо щиты, сколоченные из толстых свежеоструганных досок. Они вставлялись только на ночь. Шварц любил тепло, комфорт и был осторожен, он боялся, как бы ночью в его уютный кабинет не влетела партизанская граната. Нет, он не трус, но не желает умереть такой глупой смертью…
В дверь негромко постучали.
— Войдите! — по-русски крикнул обер-лейтенант, не отрывая глаз от книги.
Вошел начальник кустовой полиции — низенький, щуплый человек в новенькой синей, отделанной сизыми смушками чумарке и такой же смушковой, лихо заломленной набок шапке. Чумарка, видимо сшитая на другого, казалась длинноватой, не по росту начальнику полиции был и подвешенный на тонком ремешке через плечо парабеллум в лакированной деревянной кобуре.
— Разрешите? Явился по вашему приказанию…
— Да, да. Заходите, Сокуренко. Не топчите только своими сапогами ковер… — обер-лейтенант откинулся на спинку стула и ироническим взглядом смерил неказистую фигуру начальника полиции. — Я вызывал вас, господин Сокуренко, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: к нам едет ревизор.
— Как ревизор? Из фельдгестапо?
— Нет, — заглянув в книгу, холодно продолжал обер-лейтенант, — ревизор из Петербурга, инкогнито. С секретным предписанием.
Ничего не понимающий начальник полиции смотрел на офицера, быстро мигая глазками.
— Вы что, Гоголя не знаете, господин Сокуренко? — притворно изумился обер-лейтенант.
— Какого Гоголя?
— Николая Васильевича…
— Это, может быть, новый староста в Васильевке? — морща лоб и все так же хлопая красноватыми веками с редкими ресницами, соображал Сокуренко. — Так там же не Гоголь, а Галущак.
— Единица!
— Как?
— Ставлю вам единицу по литературе. — Шварц отбросил книгу в сторону. — Стыдитесь, Сокуренко! Не знаете, какими словами начинается бессмертное — так сказано в предисловии — произведение великого русского писателя — “Ревизор”.
Лицо Сокуренко медленно расплылось в досадливой улыбке. Наконец-то он сообразил, в чем дело.
— А-а-а! Этот Гоголь… Вы все шутите, господин обер-лейтенант, а у меня…
Шварц не дал ему договорить. Выйдя из-за стола и важно шагая по комнате, он заявил:
