даже самых отпетых еретиков, мог так рассуждать.
— Я немало размышляю на эти темы, — осторожно ответил Алонсо. — Но первоначально прочитал о таком понимании природы сна и яви в одной древней рукописи. Она была написана далеко отсюда, в Азии, в те времена, когда не было ни христианства, ни ислама.
Он замолчал, мучительно пытаясь разрешить для себя вопрос, можно ли посвящать Росарио в тайну манускрипта. Вне всякого сомнения, она в состоянии понять и не отвергнуть того, что в нем написано. Но иметь общую тайну с матерью друга, который в нее не посвящен?.. Такое поведение Алонсо считал не слишком лояльным по отношению к Мануэлю.
— Что ж, — заметив его колебания, решительно заключила Росарио. — Благодарю вас, Алонсо. Если вы когда-нибудь решитесь рассказать мне больше, чем сегодня, я с огромным интересом выслушаю вас. Я вообще надеюсь, что мы не в последний раз говорим на эту тему. Но сейчас я хотела бы, чтобы вы попытались объяснить мне природу того странного случая, после которого Мануэль стал всячески избегать мыслей на тему о сходстве яви и сна.
— Я постараюсь, хотя не уверен, что смогу. — У Алонсо не было никакой догадки о том, что именно он обещал сейчас сделать, но не мог же он отказать в просьбе доброй хозяйке своего верного кота.
— Во время осады Гранады произошло сражение, которое позже стали называть Боем королевы, — сказала Росарио. — Оно началось с поединка двух рыцарей. Сарацин был сильнее и выбил христианского воина по имени Гарсиласо де Ла Вега из седла. При падении Ла Вега выронил меч, и тот оказался на земле слишком далеко от него.
Алонсо слушал, недоумевая, зачем она ему все это говорит.
— Мусульманский воин, который тоже упал на землю, прижал Ла Вегу к земле. Было ясно, что сейчас он заколет рыцаря кинжалом. Как вы думаете, чем все это закончилось?
Алонсо пожал плечами, не зная, что и думать.
— Может быть, рыцарь успел вынуть какой-нибудь стилет? — предположил он. — Или с неба ударила молния и сожгла мусульманина? Донья Росарио, по правде говоря, из того, что вы до сих пор рассказали, следует, что мусульманин должен был победить в этой схватке.
— Если вы спросите кого-нибудь из тех, кто находился в долине Гранады и наблюдал за поединком, хоть того же Пепе Круса, то он скажет вам, что при падении Гарсиласо де Ла Вега не выпустил из руки меча. И поэтому, уже лежа на земле, он сумел извернуться и первым нанести удар противнику. Именно так он и победил. Как вы это объясните?
Алонсо замялся. Как-то неудобно было в отсутствие Мануэля подвергать критике точность его воспоминаний.
— Вероятно, дон Мануэль наблюдал поединок с такой точки, с которой ему показалось, что Ла Вега выронил меч, хотя на самом деле этого не произошло, — предположил он.
Чтобы как-то справиться со смущением, Алонсо взял с тарелки крупное красное яблоко с белым пятном на румяном боку и разрезал его острым ножиком с перламутровой ручкой.
— Мануэль клянется, — чуть понизив голос, произнесла Росарио, — что все было именно так, как он рассказывает. И что все остальные этого просто не помнят. А коль скоро он клянется, как я могу ему не верить?
Выражение лица Алонсо красноречивее любых слов говорило, что он ничего не понимает.
Росарио выдержала паузу и, внимательно глядя на собеседника, воскликнула:
— Слушайте же, что там произошло! И не вздумайте отрицать собственной ответственности за случившееся!
Недоумение Алонсо уже превзошло все границы. Какую он мог нести ответственность за исход поединка, находясь в то время то ли в Кордове, то ли в Саламанке?
— Когда Гарсиласо выронил меч, — сказала Росарио, — Мануэль вспомнил ваши слова о том, что жизнь по своей природе подобна сну. И тогда он решил: «Если это мой сон, то все будет так, как я хочу». Он закрыл глаза и представил себе, что все было иначе, что Ла Вега не выронил меча. Мануэль несколько раз отчетливо воображал, как тот падает с лошади, крепко сжимая рукоятку. А затем Мануэль открыл глаза, и все уже было именно так, как он и воображал! Вы понимаете? — Росарио торжествующе смотрела на Алонсо. — Он как будто изменил ход событий! Рыцарь проткнул мечом сарацина, и никто вокруг не помнил той реальности, где он потерял меч и был обречен на верную гибель. По крайней мере, никто из тех, с кем Мануэль это обсуждал. Он весь вечер расспрашивал разных людей, утверждая, что ему было плохо видно. И все в один голос твердили, что Ла Вега не ронял меча! Вот после этого Мануэль и решил больше не касаться этой темы даже в мыслях. Она показалась ему слишком опасной. Он не смог поверить в то, что может изменить реальность. Это ведь попахивает не только ересью, но и колдовством, а также вызовом христианскому учению. Что вы на это скажете, сеньор Гардель?
Алонсо растерянно смотрел на собеседницу. Голова его готова была разорваться.
Мануэль — орбинавт?!
Мануэль изменил ход поединка благодаря тому ночному разговору в патио у дяди Хосе?!
А что если этот дар как-то передается по наследству, и тогда, возможно, Росарио тоже наделена им? В этом случае Алонсо считал, что он просто не вправе утаивать от нее такое знание.
— Я думаю, — медленно сказал он, — что дон Мануэль наделен особым, очень редким даром совершать подобные чудеса.
Росарио не перебивала. Ее рука потянулась к локону за ухом. Неяркое солнце неожиданно ворвалось в столовую, отчего стало казаться, что вокруг головы хозяйки замка появился золотистый нимб.
— Мы можем называть это изменением реальности, — продолжал Алонсо, воодушевляясь тем, что она не смотрит на него как на безумца. — Но, если быть более точными, то это не изменение, а переход из одного витка реальности в другой, несбывшийся, который мог бы произойти.
И он стал рассказывать ей о старинной рукописи, которую они с дедом называли «Свет в оазисе», потому что еврейские буквы, из которых составлено название «Орбинавт», случайным образом сложились именно в это сочетание. О том, что именно из этой рукописи он почерпнул учение о единой природе реальности и сновидения. О том, как продвигается расшифровка текста. О медитациях, о работе со снами.
Росарио слушала с такой поглощенностью, словно вдруг стала маленькой девочкой, которой рассказывают увлекательнейшую сказку.
Когда Алонсо закончил рассказ, солнце уже перевалило за стену замка. Внутренний двор лежал теперь в тени.
— Алонсо, вы не шутите? — спросила Росарио. На щеках ее играл румянец. — Это все правда? Есть люди, которые могут вот так переходить в другие витки реальности, то есть, в сущности, путешествовать из сбывшегося в несбывшееся? И еще и прихватывать с собой всех остальных в придачу? И мой сын обладает такой способностью, но не знает об этом, потому что страшится признаться себе?
Алонсо только пожимал плечами. Он не успевал отвечать на этот шквал вопросов.
В глазах Росарио вдруг появилось странное, мечтательное выражение…
…Алонсо замялся. Как-то неудобно было в отсутствие Мануэля подвергать критике точность его воспоминаний.
— Вероятно, дон Мануэль смотрел на поединок с такой точки, с которой ему показалось, что Ла Вега выронил меч, хотя на самом деле этого не произошло, — сказал он и, чтобы как-то справиться со смущением, взял с тарелки крупное красное яблоко с белым пятном.
Росарио звонко рассмеялась, вскочила с места и хлопнула в ладоши! На ее лице играл румянец.
— Получилось, Алонсо! — воскликнула она. — Это невероятно! Если бы не вы, я прожила бы всю жизнь, так и не узнав о своем даре!
— Что у вас получилось, донья Росарио? — не понял он.
— Получилось изменить реальность, Алонсо! Войти в несбывшееся! Я — орбинавт!
Алонсо словно ударила молния.
— Откуда вы знаете это слово?! — Он вскочил на ноги.
— Ах, да, вы же не помните нашего разговора. Ну конечно, как же я сразу не сообразила! — спохватилась Росарио. — Прошу вас, сядьте, постарайтесь успокоиться. И держитесь за стол, иначе можете упасть вместе со стулом от того, что я вам сейчас скажу.