Они направились к двери. Евгений Пантелеймонович вышел из-за стойки и предостерег:
— Господа почтенные, там и войти-то некуда.
— Билетик туда требуется? — спросили Лебедевы, — Если требуется, купим, кухмистер-смотритель!
Из-за стола в эту минуту поднялась Мария Аристарховна. Она тоже сняла пальто. Беленький воротничок окружал ее шею, голубые глаза смотрели перед собой, ничего не видя.
— Господин Тырышкин высказал только что свои мысли… я вам хочу сказать совсем о другом… Я вам хочу сказать о том, что душа у человека есть. Ведь это самое главное. Я уверена, что многие из сидящих здесь в этом сомневаются. Так называемое материалистическое учение широко пустило свои корни. А душа есть, есть… и наука, высокая наука, спи-ри-ту-а-ли-сти-че-ска-я, — произнесла она по слогам это слово, — может вам ее показать.
— Они сомнительно относятся не только к своей душе, но и к самому бытию божьему, — заметил Тырышкин.
Лебедевы в теплом помещении захмелели окончательно. Лабазники видели ненавистных для них мастеровых, которые набились в эту комнату как сельди в бочку; они забыли, кто такая голубоглазая бледная женщина, что-то лепечущая за столом, а слова учителя они поняли так, что он отвергает бытие божие. Старший Лебедев напер плечом, раздвинул, оттеснил.
— А ну, а ну, что здесь такое! — бормотал он. — Не знаем вас, господин хороший, но в каком смысле вы произносите здесь имя божие?
Цацырин сказал:
— Вы, господа из лабаза, не мешайте нам. Здесь не трактир Зубкова и не «Тверь».
— Кто это? — спросил для острастки старший Лебедев, отлично знавший Цацырина.
— Цацырин, — сказал Пикунов, — Где народ, там уже они всегда вертятся. А рядом с ним парамоновская…
— Я прошу вас, господа, — задрожавшим голосом сказала Мария Аристарховна, — сюда нас пригласили, и мы сюда пригласили… Если хотите, садитесь…
— Надо вывести их, — предложил Цацырин.
— Вывести их! — крикнула Варвара.
Мария Аристарховна взглянула на Женю Андрушкевич. У Жени Андрушкевич даже губы побелели.
— Григорий Моисеевич, — проговорила Женя, — вы потребуйте…
— Господа! — визгливо закричал Тырышкин. — Господа, не безобразничайте, а то мне придется прибегнуть к помощи полиции.
Лебедев размахнулся и ударил стоявшего перед ним мастерового. Лебедева тут же схватили за руки, он вырвался, его схватили опять… Тырышкин торопливо надевал пальто. Мария Аристарховна села, мысли ее пресеклись.
— Всегда везде у них кабак, — сказал Тырышкин. — Женя! Я возражаю против этого… еще голову когда-нибудь проломят. Пора прекратить эти паломничества. Теперь не сентябрь, когда мы еще могли тешить себя иллюзиями.
Евгений Пантелеймонович вывел гостей через маленькую дверь.
Варвара вышла вслед за ними; она хотела сказать учителю и жене директора то, что она думает о их словах. Но на улице было холодно, а гости не обращали на нее никакого внимания.
— Куда же идти? — спрашивала Женя Андрушкевич. — Выкинули нас на улицу, а куда идти?
— Не знаю, куда идти, — раздраженно говорил Тырышкин, — но знаю, что ходить сюда бессмысленно. Я сто раз говорил. Я больше сюда не ходок. Ведь их все равно не проймешь — дубье. Милая, как здесь пройти? — обратился он к Варваре, разглядев ее в сумраке. — Тут забор, а тут пустырь, а где проспект?
— Я вас проведу, — тихо сказала Варвара.
Они остановились на тракте. Проводница исчезла. В стороне завода, высоко в небе, рдели пятна; иногда они расширялись и напоминали метлы, иногда вдруг пропадали. Когда они расширялись, они озаряли плотную пелену туч. Было что-то зловещее в этом дыхании рдяных пятен над землей.
— Что это? — спросила Женя Андрушкевич.
— Заводские трубы, — грустно пояснила Мария Аристарховна.
— В какой же стороне ваш дом? Напрасно мы не сказали, чтобы лошади ожидали нас у чайной.
Тут недалеко, — устало сказала Мария Аристарховна, Она шла впереди. Перед ней было что-то неясное, темное, но она знала, что это высокий забор, опоясывавший территорию завода.
— Здесь ведь, кажется, много заводов, — сказал Тырышкин.
— Да, довольно много.
Они шли, скользили, спотыкались. Слева проступило светлое пятно трактира. Сзади послышались голоса.
Через десять минут Женя Андрушкевич садилась в коляску.
— Воображаю, какое впечатление осталось у вас, Мария Аристарховна!
— Как вам сказать… пьяные… драка… но ведь здесь это не редкость. Ну, уезжайте, уезжайте.
Фонари на коляске светились молочным светом, кучер сидел, каменно вытянув руки.
Женя Андрушкевич откинулась на подушки.
— Я точно уже дома, — сказала она Тырышкину, который вскакивал с противоположной стороны.
Коляска покатилась.
Клаша открыла Ваулиной дверь и радостно воскликнула:
— Наконец-то, барыня! Ну что, разговаривали с ними?
— Совсем немного… Скажите мне, Клаша, кто такие Лебедевы?
— Ну как же, барыня! Елизавета каждый день к ним ходит. У них первейший лабаз. Товары лучше, чем в городе.
— Какие ужасные люди! Не смотрите на меня с удивление… Да, да!
Клаша наливала Марии Аристарховне чай, подвигала печенье.
Спирит Владимир приехал позже — он не ожидал, что беседа кончится так рано. Он сидел в кресле, а Мария Аристарховна ходила по комнате и рассказывала о том, что было.
Она попала в глупое положение и ничего не сумела сказать.
Во-первых, нельзя устраивать диспуты в чайной или в трактире. Почему Женя, эта умная девушка, избрала местом собеседования чайную? Не понимаю, Владимир, совсем не понимаю… Во-вторых, плохо говорил Тырышкин. По-видимому, он решил, что он на уроке в своей гимназии. Он все испортил. После его речи невозможно было найти дорогу к человеческой душе. Тырышкин представляет себе, что мир — это веселая игра, и хочет в этом убедить других. Молодой рабочий спросил: «А вы когда-нибудь видели, как люди работают на заводе? Пошли бы вы на завод и посмотрели бы, какая это игра!» И все захохотали, понимаете, Владимир! Я решила созвать собрание сама! Я уверена, что скажу то, что надо. Время такое, что нельзя молчать, надо учить…
Мария Аристарховна тихонько опустилась на кончик дивана. Владимир смотрел в потолок.
«Он настоящий учитель», — подумала Мария Аристарховна, вглядываясь в его бледное, с черной бородкой, лицо.
9
О том, что в воскресенье в восемь часов вечера в большой рабочей столовой будет «вечер, посвященный новейшим открытиям в области человеческой души», и что лекцию на эту тему прочтет жена управляющего заводом Мария Аристарховна Ваулина, — об этом сообщали в каждом цеху мастера и об этом же были расклеены афиши.
Послушать споры дочери адвоката Андрушкевича с Цацыриным и другими передовыми рабочими
