— Сомнение! — твердо сказала Полина. — Жизни мне и другим хорошим людям нет из-за этой стервы. Все норовит, все норовит… и от бога его и от царя, и листовки и прокламации… А он ни в чем не виноват, потому что она хочет влюбить его в себя, стерва такая, что петли на нее мало. Только тогда и вздохну, когда узнаю, что ее землей засыпали…
— Так, так, — проговорил Пикунов. — Вот, господин Белов, прямое свидетельство… Архиповна, поди-ка прикрой ставни.
Вторая глава
1
Несмотря на все победы, настроение в японском штабе было тревожное. Особенную тревогу внесла операция на Шахэ.
Куропаткин на Шахэ начал наступление, имея некоторое преимущество в силах. У него было двести десять тысяч человек, в то время как у японцев было сто семьдесят. Он имел семьсот пятьдесят восемь орудий, в то время как японцы — шестьсот сорок восемь.
Но, с точки зрения Ойямы, Куропаткин вел себя непонятно. Во-первых, он попытался овладеть перевалами, когда всему миру было известно, что армия его не умеет действовать в горах.
Во-вторых, Куропаткин в наступлении по-прежнему придерживался необъяснимой тактики: наступал малыми силами! Батальоны и полки, наступая против бригад и дивизий, терпели неудачу, следующие батальоны и полки тоже терпели неудачу, наступление срывалось. Эта особенность куропаткинской войны, непонятная Ойяме, радовала, но и пугала маршала — он все время думал, что это игра и что близок час, когда русский командующий двинет в наступление всю свою армию, и тогда ничто не спасет японцев от разгрома.
Наступление Куропаткина кончилось ничем, но и контрнаступление Ойямы тоже кончилось ничем. Ойяма не решился сосредоточить крупные силы на левом фланге, чтобы вырваться на железную дорогу в тыл русской армии. Можно было также крупные силы бросить на центр и прорвать его. Но Мольтке так не делал никогда, и Ойяма не применил этот прием, хотя он и привел бы к победе. А может быть, и не привел бы. Кто знает, что и когда приводит к победе…
К русским непрерывно подходили резервы, а к японцам?
Ойяма подсчитал, сколько он еще может получить резервов. Подсчеты были неутешительные. Русских усиливал каждый день. Надо было торопиться с генеральным сражением.
Среди немногих японских офицеров, чувствовавших себя спокойно, был Саката. Его не тревожили военные обстоятельства, коммерческие дела его шли отлично; Такахаси богател, вместе с Такахаси богатели иные генералы, а вместе с ними и капитан Саката.
Несчастье обрушилось на Сакату с совершенно непредвиденной стороны.
Неделю назад он получил отпуск и поехал в тот госпиталь, где сестрами милосердия были англичанки и где работала так понравившаяся ему рослая, широкобедрая Агнесса.
Он увиделся с ней, говорил с ней, и она без стеснения смотрела ему в глаза круглыми голубыми глазами.
Хозяева деревни были давно выселены, в фанзе было тихо. Саката схватил Агнессу и, напрягшись, опрокинул ее на матрасик. Она не сопротивлялась. Саката рванул блузку за воротник, посыпались пуговицы, и вдруг неожиданно женщина дико вскрикнула, ударила Сакату в переносицу, вырвалась и выбежала из фанзы.
Капитан ошалело стоял посреди комнаты, вспоминая, как она смотрела на него, как позволила опрокинуть себя — и вдруг удар, крик!.. Дверь фанзы распахнута, врывается морозный воздух.
Удивление Сакаты сменилось гневом. Негодяйка! Англичанка!
Но он уехал и за торговыми удачами сразу же забыл всю эту историю. Однако через неделю командир полка вызвал его к себе и протянул английскую газету.
В газете описывался поступок капитана Сакаты, покушавшегося на честь англичанки, приехавшей отдать все силы раненым японцам.
Саката читал, еще не понимая, что случилась чудовищная, нелепая, непостижимая катастрофа.
— Это так и было? — спросил полковник.
— Так и было! Но не я виноват, а она: она меня прельщала, соблазняла, смотрела на меня и требовала, — разве я мог поступить иначе? Это оскорбило бы ее.
Полковник сказал задумчиво:
— Вполне допускаю, что она вынудила вас к насилию. Но, вы понимаете — англичанка! Дружественные англосаксы!.. Наше военное положение теперь… Вы понимаете сами… К Куропаткину каждый день подходят подкрепления… Одним словом, по вашему делу уже вынесено решение.
— Какое? — со страхом спросил Саката.
— Вам придется того… — полковник сделал короткий решительный жест у своего живота.
Саката выпучил глаза:
— Господин полковник!.. Из-за женщины, даже не японки!
— Я все сказал… Генерал Хардинг другого выхода для восстановления чести не находит.
Так глупо пришла в жизнь Сакаты катастрофа. Саката сидел в своей фанзе, смотрел в стену и всей душой сопротивлялся ужасному решению. Разные соображения наполняли его голову, но ни одно не обещало успеха.
Зашел лейтенант Мисао. Офицеры уселись друг против друга, не говоря ни слова.
И тут у Сакаты появилась мысль: написать Футаки письмо. Письмо может спасти его.
— Я напишу генералу Футаки, — сказал Саката. — Он всегда любил меня и выделял среди других. Доставьте генералу сегодня же.
Написал коротко. Он — японец, передовой офицер, понимающий миссию Японии, печатал статьи, читал лекции, его жизнь нужна Японии… Пусть генерал Футаки сообщит, правильны ли его мысли и надежды на жизнь.
— Поезжай сейчас же. Тебе дадут разрешение отлучиться.
Мисао уехал.
Под вечер к Сакате зашел адъютант командира полка, поговорил с ним, осмотрел фанзу и сказал, прощаясь:
— Завтра утром я еще разок загляну к вам… и, надеюсь, все будет в порядке.
Саката поклонился. Итак, крайний срок завтра утром!
Заметался по комнате. Катастрофа была чудовищна. За что? Из-за презренной женщины, англичанки Агнески, японец Саката, самурай, должен распороть себе живот!
Вспомнил Юдзо. Смерть того была торжественна. Он, Саката, радовался смерти неприятного человека, желавшего подорвать корни японских побед. В душе Юдзо даже не был японцем. Очень хорошо, что его убрали из жизни, чему весьма посодействовал и Саката. И нечего было ради него воскрешать старинный обряд. Но неужели теперь очередь за Сакатой? Нет, невозможно! Нелепо!
Он метался по комнате. Денщик принес обед. Обед? Еда?
После обеда заглянул к нему капитан Хаяси, друг погибшего Яманаки, враг Сакаты. Как и все посетители, для чего-то осмотрел комнату, выразительно взглянул на саблю, стоявшую в углу, и исчез.
Лицо его с короткими усиками показалось Сакате отвратительным.
Неужели из этой комнаты Саката больше не выйдет живым?
Идут по улице офицеры. Остановились перед фанзой и молча смотрят на нее. Явно они торопят капитана. Боятся, что его медлительность ляжет позором на полк.
