Михал Михалыч, коротко остриженный, в очках, сидел за столом и читал «Журнал для всех».
Снял очки и посмотрел на гостя.
— Ну уж кого-кого, а тебя, Егорыч, не ждал!
Он обнял Грифцова. Новостей было столько, что можно было сутки сидеть и не пересказать всего. На столе кипел самовар, стояло клубничное и земляничное варенье. Говорили об армии, о работе среди солдат и офицеров, обсуждали вопрос, можно ли в одной организации объединять солдат и офицеров. Скованы будут солдаты, стеснять их будет офицер! А с другой стороны, как же иначе объединить революционных солдат и офицеров? Опыт солдатского кружка, куда входил поручик Логунов, положительный. Настроение в Харбине среди железнодорожников, почтово-телеграфных служащих и даже обывателей революционное. Почва превосходная…
В конце, когда уже был выпит весь чай, Михал Михалыч сказал тихо:
— А он не прибыл. Я, как было условлено, остановился, отъехав три версты от станции Маньчжурия. Выглядываю — на полотне никого. Соскочил, взял масленку, обошел паровоз. За насыпью — кусты, из кустов никто не выходит. Еще раз обошел паровоз. Что поделать, тихонько тронул…
Грифцов молчал. То, что произошло, могло произойти с каждым из них в любой день. Могли быть две причины: человек заметил опасность — и изменил свой маршрут или человек не успел заметить опасности — и попал в руки врага.
Михал Михалыч тоже молчал. В комнате было чисто, тихо, тепло. Над кроватью с горой подушек висело два портрета: молодого Михал Михалыча и красивой молодой женщины, той самой, повязанной сейчас синим платком.
Человек, который не вышел к поезду, остановившемуся в трех верстах за станцией Маньчжурия, вез материалы о событиях 9 января.
Тревожны были вечер и ночь. Надо было продумать образ действий на тот случай, если человек не появится совсем.
6
Через два дня Грифцов отправился в одно из самых бойких харбинских мест, в «Живописную панораму», которую содержал молчаливый, вечно сосущий трубку фини.
Билетик к одним окулярам стоил гривенник, ко всей панораме — рубль. Первичные посетители обычно брали билет за рубль, затем к особенно понравившимся картинкам — добавочные.
Грифцов взял за гривенник и присел к окулярам. Рядом с ним сидел краснощекий, седоусый цивильный в серой мерлушковой шапке. Он бормотал:
— Ну и придумают же… Дамочка… и в натуральную величину, ах ты господи!
Михал Михалыч притронулся к плечу Грифцова. Темные глаза его весело поблескивали, и по этому блеску Грифцов догадался, что вести хорошие.
На улице Михал Михалыч сказал:
— Прибыл. Молодец! Говорит, следили за ним двое. И никак он не мог про них догадаться. Едут мужички-сибирячки. В барнаульских тулупчиках, со всякой снедью, закусывают, водку пьют. Шпик есть шпик — облик более или менее определенный. А тут ни намека на сходство! Случай помог: спали сибирячки на верхней полке, тулупчики под себя. Рубаха у одного расстегнута, потому что жарко, и оттуда — суровый шнурок. Крест на таком шнурке не носят. Присмотрелся, прислушался — сибирячки спят. Осторожно потянул за шнурок — костяной свисток! Вот кто они, мужички-сибирячки?! Пять дней ехали рядом! Ночью слез на какой-то станции. Первая мысль, которая пришла в голову: следовательно, маршрут его известен! Иркутск обошел стороной, пешком. Станцию Маньчжурия тоже обошел. А потом поехал.
— Обстоятельно как он все тебе доложил, Михал Михалыч!
Михал Михалыч посмотрел на собеседника:
— А ведь он мне сын!
7
Свыше трехсот лет назад появился в Японии Торговый дом Мицуи. Тогда в Японии только кончилась пора княжеских междоусобиц, феодальной раздробленности и властитель Японии Хидэёси отправил японскую армию в первый поход на материк.
Кто такой был Хидэёси? Сын нищего крестьянина, монастырский служка! Но в монастыре ему не понравилось, он ушел бродяжничать и в конце концов вступил в одну из шаек, разгуливавших по большим дорогам страны. Разоренные крестьяне, обнищавшие ремесленники, неудачники-самураи составляли эти отряды. И не так уж много лет отделяет разбойничьи набеги Хидэёси от того времени, когда он, как властитель Японии, двинул полумиллионную армию к берегам Кореи.
Вот тогда в городе Наниве, впоследствии Осаке, окрепла фирма Мицуи.
Наконец-то можно было торговать! Прекратились разбои по большим и малым дорогам Японии, главари шаек присмирели, князья не смели нагрянуть и ограбить.
Правда, через сотню-другую лет наступили времена скучнейшие, когда порядок в стране был доведен до такого совершенства, что каждый человек знал, какую пищу он должен есть, какие товары покупать. Но Дом Мицуи к этому времени мог уже заняться более выгодными, чем торговля, операциями. Он ссужал деньгами князей и двор сёгуна, он принимал виднейшее участие в хранении, перевозке и продаже того риса, который как подать поступал в казну и был главной ценностью тех дней.
Обычно считают, что реставрация Мэйдзи — дело рук князей, возмущенных бесправием императора и связями сёгуна с иностранцами. Но очень немногие знают, что ничего не вышло бы из революции 68-го года, если бы не фирма Мицуи.
Кто встал на защиту императора против векового узурпатора — сёгуна? Толпы нищих самураев! Но они никогда не превратились бы в армию, если бы не Мицуи, которые вооружили их и кормили.
Мицуи Китидзаемон, глава Мицуи, все это знает и знает цену себе… Когда шел вопрос о том, быть или не быть войне с Россией, и когда правительство готово уже было пойти на уступки, Мицуи сказал: «Никаких уступок!» И поддержал свои слова делом, Мицуи и банк Ясуда.
Вчера на банкете по поводу новых японских побед англичанин Ламоит, представитель Армстронга и Виккерса, рассказывал смеясь:
— Я приехал в Японию на пароходе, который принадлежит Мицуи, высадился в порту, оборудованном Мицуи, проехал в трамвае, принадлежащем Мицуи, до гостиницы Мицуи и, лежа на кровати, купленной у Мицуи, прочел при свете лампочки, сделанной на заводе Мицуи, неплохую книгу по японской истории, изданную Мицуи. Потом напился превосходного чаю из складов Мицуи с сахаром с его же плантаций и отправился в универсальный магазин Мицуи, чтобы приобрести все, что мне нужно.
Он говорил, держа сигару во рту, высокий, розовый, в клетчатых штанах до колен, покачиваясь и щуря глаза.
Джемс Хит, стоявший рядом с Китидзаемоном, усмехнулся:
— И это еще не всё! Вы забыли уголь! Мицуи принадлежит не меньше четверти угольных запасов Японии и почти весь уголь Формозы.
Они прошли на террасу. Под террасой лежало озеро Кавагути, а за ним сверкала белоснежная Фудзи-сан. Небо было по-зимнему чисто, и воздух по-зимнему свеж.
На банкете присутствовало много иностранцев, они тоже вышли на террасу подышать чистым воздухом и посмотреть на пейзаж, единственный в своем роде.
Китидзаемон сел в плетеное кресло, Ламонт опустился рядом, вытянул ноги в шерстяных чулках и сказал:
— Я как будто знаю вашу страну, но чего я не понимаю — так это ваших политических партий. Что они такое?
