русской армии, и, когда он, согласно условию, доставит все это и Ляоян, на его долю выпадет такой барыш, что он разбогатеет.
— У тебя завидная жизнь, — сказал Ли, внимательно разглядывая соседа Чжана. — Мне все дается гораздо труднее. Может быть, потому, что я мало люблю торговлю.
— Я знаю, ты любишь землю, — сказал Чжан. — Но еще никто не стал богачом оттого, что он возделывает землю.
— А кто эти твои знакомые? — тихо спросил Ли.
— Один — случайный, постоялец здешнего хозяина… откуда-то пришел, куда-то отправляется… А женщина? Женщина — часть моих денег. Такие сделки всегда выгодно делать мимоходом.
Логунов прислушивался к монотонному разговору на китайском языке и чувствовал, что засыпает. Он думал о том, что скоро вернется в батальон и доложит Свистунову о результатах разведки: там, откуда ожидали удара, японцев нет.
Очнулся от осторожного прикосновения.
— Капитан, — шептал Яков Ли, — на канах ест лапшу служащий нашей фирмы Чжан Синь-фу, китайский человек. Рядом с ним ест лапшу другой человек. Как ты думаешь, кто он?
— Кореец.
Яков покачал головой.
— Кто же?
— Совсем, совсем как один мой старый знакомый.
— Кто же этот твой старый знакомый?
— Японец!
Логунов посмотрел на подозреваемого.
Тот сидел за столиком и палочками ловко вылавливал из мисочки лапшу.
Женщина тоже ела лапшу, но в стороне, Никто с ней не разговаривал.
Подозреваемый взглянул на Логунова, улыбнулся и вдруг сказал по-русски:
— Вы, господин офицер, после большого путешествия, наверное, голодны. Не хотите ли лапши?
Логунов растерялся.
— Пожалуйста, пожалуйста, прошу, — продолжал подозреваемый.
— Спасибо. Сейчас для меня приготовят ужин. А вы где изучали русский язык?
— О, конечно, я его внимательно изучал. Я житель Сеула. У меня был друг — полковник Петров. Я думаю, вы знакомы.
— Нет, мы незнакомы, но я слышал о нем.
— Высокий такой… очень красивая борода.
Женщина отодвинула мисочку, положила палочки и, не отрываясь, смотрела на разговаривавших.
— Петров — мой друг, — продолжал сеулец. — Я понимаю так: Корея — маленькая страна и должна иметь друзей. По японцы — плохие друзья… — Он нахмурился. — Императрицу зарезали, пишут в своих газетах, что Корея принадлежит Японии. У них много солдат, много купцов… распоряжаются по всей стране. Я убежал.
Корж заглянул в дверь:
— Ваше благородие, готово.
— Давай сюда.
Яков пристроился в углу комнаты и не то слушал разговор, не то дремал.
— Хорошо, что вы убежали. Вы — патриот! — сказал поручик.
Лицо у корейца было тонкое и худое, несомненно интеллигентное. Яков ошибся: конечно, это кореец… Образованный кореец, который к тому же ориентируется на Россию.
— Значит, японцы вам не нравятся?
— Они хотят воевать тысячу лет. Они считают войну своим праздником!
— Многие туристы восхищаются японской культурой, — сказал Логунов. — Но какая может быть культура в стране, которая считает войну праздником? Ведь это философия дикарей.
Кореец чуть заметно усмехнулся и стал разглядывать свои ладони. Женщина не сводила с беседующих глаз. Так смотрят, когда понимают речь. Логунову даже показалось, что она хочет заговорить. Чжан Синь-фу уплетал лапшу, запивая ее мутным супом. Корж принес два котелка с ужином.
— Ну вот видите, хорошо, что мы с вами встретились, — сказал Логунов. — Я вас успокою: японцы никогда нас не победят, и Корея будет независимой страной.
После ужина Логунов подошел к Якову, продолжавшему сидеть в углу.
— Ты ошибаешься, Яков, это кореец. А кто эта женщина?
— Эту женщину купил Чжан Синь-фу. Прикажи позвать солдат, начальник.
— Я повторяю, ты ошибаешься.
— Я не ошибаюсь.
В прорванные бумажные ячейки окна Логунов видел темную маньчжурскую ночь. Чжан что-то говорил женщине. Она сидела прямая, неподвижная и смотрела мимо него.
«.. В самом деле, не арестовать ли?»
И тут же ему представилось невозможным схватить корейца после дружеского разговора, который они только что вели.
Во дворе послышалась команда. Все было готово к походу. Кореец встал и кланялся.
— До свидания, — сказал Логунов, — до свидания.
Как это всегда бывает, Логунов сначала ничего не разглядел во дворе. Потом увидел звезды, темную массу фанз, людей, деревья. Распорядился относительно порядка движения, и отряд выступил.
Когда русские ушли, Чжан Синь-фу сказал корейцу:
— Я удачно поужинал, и вы, господин, удачно поужинали. А вот моя несчастная приводит меня в отчаяние. По-китайски она ничего не понимает. Я ей говорю: «Ложись спать, завтра рано в путь». А она смотрит в стену.
Кореец взглянул на Ханако.
— Я когда-то учился по-японски, — обратился он к ней. — Ваш хозяин советует вам лечь спать.
— Вы японец?
Кореец молчал.
— Вы — японец! — воскликнула Ханако.
Кореец отрицательно покачал головой.
— Неужели я ошиблась? — печально заговорила Ханако. — Если бы вы были японцем, я написала бы два письма, два очень маленьких письма и попросила бы вас доставить их на японскую почту. Одно в Токио, другое в Действующую армию.
Кореец молчал. Он встал, оправил куртку, взял палку и попрощался с Чжан Синь-фу.
Через несколько минут он шагал по дороге на северо-восток.
12
Взошла луна. Молочное сияние покрыло сложную сеть гор и долин. Мягко поднимались вершины, мягко лежали синие тени ущелий, приятней стали шум потока и трели цикад. Кореец шел широким легким шагом.
Восход солнца застал его на перевале. Отсюда в обе стороны открывалась бесконечная толкотня гор. Отдавшись на мгновение созерцанию всегда новой красоты утра, путник заторопился вниз.
В деревне, за перевалом, нанял арбу, и пара мулов ленивой рысцой повезла его дальше.
Генерала Футаки он застал во 2-й дивизии Ниси. Тут же был и маршал Куроки.
Только что прошли дожди. Реки и ручьи вздулись. Куроки со своим адъютантом, принцем Куни, оба босиком, сидели на берегу речки и ловили пескарей. Удочка — длинный ивовый прут, крючок — согнутая булавка, наживка — простая муха.
