Мы сломаем эту решётку, думала она, дыша ароматом новых рождений вперемешку с сигаретным дымом. Как бы то ни было, что бы нам не понадобилось сделать — решётки больше не будет.
Воскресный вечер был прекрасен.
Сырая улица окуталась туманом. Туман слоился и плыл, окружая фонари мягкими ореолами золотистого мерцания. Автомобили всплывали из туманной пелены, обдавая прохожих жёлтым рассеянным светом фар, на миг обретали очертания — и снова растворялись, как сахар, в буром чае сумерек. Всё было влажным, всё было нежным, весь мир был — сплошное ожидание.
Лариса шла нарочито медленно, улыбаясь… До тех пор, пока из тумана не всплыл Паромщик.
Харон, подумала Лариса. Чёртов Харон на своей уродской ладье. Кем это вы себя вообразили? Виртуозами смертей? Ну только разозлите меня ещё чуть-чуть — я вам популярно объясню, что такое настоящий виртуоз.
Охранник шарахнулся в сторону, будто Ларисина злость имела осязаемую плотность и могла ненароком его прибить. Чудненько.
Лариса ногой распахнула дверь в костюмерную. В костюмерной неожиданно оказалась дама- тролль.
— Круто, — процедила Лариса сквозь зубы.
— Здрасте, — сказала Света и сделала лучезарную улыбку.
— Здравствуйте, — ответила дама. В этот раз на ней было платье с вырезом и колье на каменной шее сияло семью бриллиантовыми огнями. — Я должна вас предупредить…
— Пошла вон, — бросила Лариса.
Света посмотрела на неё дикими глазами. Дама опешила и сделала шаг назад.
— Я только хотела сказать, — забормотала она, отступая, — что сегодня в клубе присутствует гость чрезвычайной важности. Все его желания должны быть выполнены — вплоть до личной беседы, если он вдруг пожелает. Ваш контракт…
— Беседы интимного характера? — невинно осведомилась Света.
— Хватит уже, — нажала Лариса, повысив голос. — Плевать на гостя. Вон, я сказала.
Дама величественно выплыла из помещения, оставив за собой одуряющую волну духов. Ларису снова затошнило, но в этот раз тошноту прекратила злость. Поразительно, как можно выглядеть так величественно и быть таким обгаженным, подумала она и усмехнулась.
— Гость, значит, — сказала, сбрасывая куртку и садясь к зеркалу. — Господин Большая Шишка, вот как. И он может пожелать… кого-нибудь из нас глазами жрать с глазу на глаз… Ну-ну.
Света почти испуганно уставилась на неё.
— Ты чего, а? Тебя какая муха укусила сегодня?
— Да всё в порядке, — сказала Лариса, но её тон поразил Свету до глубины души. — Мне просто весело. Все желания, говоришь? Ну прямо — ну всё! Ну-ну. Поглядим… на сучонка.
— Да брось, — Света рассмеялась. — Все мужики — козлы. А Важные Шишки — те просто суперкозлы, сколько б я их не видела. Ну позовут, ну посюсюкаем с ним — не в постель же ложиться!
— Света, — сказала Лариса, гадливо улыбаясь. — Не находишь ли ты, милая моя подруга, что нас тут каждое выступление виртуально имеют? Причём в форме какой-то уж особенно извращённой. Тебе это как, не давит?
— Ой, да брось ты ради бога! Опять завелась. Нам тут платят — нет?
Логика проститутки, хотело отрезать старое «я». Новое перехватило злое слово на подлёте — не обижай Свету, она не виновата. Может, она и дура, но не виновата. Оставь для виноватых. Чтобы всем хватило.
Моих чудесных подарков. Пендалями называются.
Лариса рисовала лицо и улыбалась. Света молча, искоса на неё поглядывала. Лариса чувствовала, как её партнёрше неуютно. Как запертой в одной палате с буйным сумасшедшим.
Боишься, когда страшно? Ну-ну.
Через полчаса они снова шли за дамой по тем же коридорам мимо тех же дверей. Их снова выпустили на сцену с первым аккордом музыки. На сей раз Лариса шла, как в бой, прикрывшись щитом ярости, который уже успел зарекомендовать себя хорошо. Всё её тело ждало накатывающей тошной тяжести — но.
Тяжесть не накатила. Напротив, тело вдруг показалось странно лёгким, парило, как в невесомости, в сумеречном, звенящем пространстве — и чувствовалось ненормально, как, вероятно, бывает в наркотической грёзе. Духоты и помину не было, зато Ларису чуть потряхивало от приступов озноба, будто персонал клуба только что основательно проветрил помещение ночным морозным ветром. Но на улице нынче было гораздо теплее, а никакой кондиционер, самый совершенный, не дал бы такого эффекта. Разве только собственные, перенапряжённые, сбитые с толку несчастные нервы…
Можно было стараться сколько угодно — ничего не клеилось. Спрятаться за музыкой не получилось. Ларисе казалось, что она вообще не может точно рассчитать собственные движения, будто танцует в воде. Появилось странное сознание собственной детской неуклюжести, какого-то смешного дилетантства, как если бы Лариса была не профессиональная танцовщица, а внезапно повзрослевшая малышка, танцующая для мамы на детском утреннике. Это было, пожалуй, несколько стыдно, но отчего-то не неприятно. Ларису даже тянуло пьяно хихикать. Забавно, весьма забавно.
И ещё. Лариса по-прежнему чувствовала липкие голодные взгляды, пачкающие кожу, но отстранённо, издалека, за некоей вполне ощутимой холодной стеной. Ощущение стены её весьма удивило. Занятный гость. А кстати, ты не знаком со Снежной Королевой, мальчик? А ты ей не родня, часом? Или ты просто ухитрился-таки собрать из этой её мозаики слово «Вечность»? Хорошее дело…
Танец отработали, доделали — Света выглядела более потерянной, чем в прежние вечера. Ларисе было холодно, злобно и весело.
Вспыхнул свет. Обе танцовщицы помимо воли уставились в зал — и обе разом споткнулись взглядами об одну и ту же фигуру.
На самом удобном месте в зале, прямо напротив сцены, развалившись на стуле, как в вольтеровском кресле, сидел молодой блондин в расстёгнутой «косухе» с заклёпками, из-под которой виднелась потрёпанная чёрная футболка с ярким рисунком. Его длинные лохматые волосы цвета выгоревшей соломы с кожаной полоской-хайратником, его костюм, его поза выглядели в этом зале так дико, так немыслимо, как выглядел бы, вероятно, разве что бомж на презентации по случаю открытия банка. Байкер среди боркеров. Невероятное зрелище.
Тем более невероятное, что холёный официант стоял за его стулом навытяжку, как распоследняя «шестёрка», заглядывал с почтением, переходящим в откровенное холуйство — и важные персоны, упакованные по высочайшему разряду, разместились поблизости и взирали с тем же подобострастием и раболепством.
— Гляди, вот, сынок своего папочки, — шепнула Света, и в этот момент накрахмаленный фрачный метр подлетел к сцене с неприличной прытью.
— Прошу прощения, Лариса, — замурлыкал он, ещё не переключась на подобающую важность с холуйского восторга, — гость хотел бы побеседовать с вами.
— Со мной? — Лариса указала на себя пальцем, сделала улыбку типа «чи-из!» — Ах ты, ёлы-палы! Да неужели? Вот именно со мной?
— Да, — судя по морде, холуй совсем мышей не ловил. — Пожалуйста, поторопитесь.
— Прямо голой и идти?
— Именно, именно. Я вас прошу, это входит в условия контракта.
Лариса подняла тунику, накинула на тело, покрытое «гусиной кожей», застегнула на плече. Беседовать после шоу. Потная, нагишом. У мальчика любопытный вкус. Ненормально. Совершенно ненормально. Но — плевать. Спустилась в зал по мерцающим ступенькам. Почувствовала спиной, как Света ускользнула со сцены в служебное помещение. Усмехнулась. Пошла к столу «байкера» — походка от бедра, «здравствуйте, я — фотомодель», мина Мата Хари перед арестом. Получи, гадёныш. Автоматически отметила: у иных-прочих столы ломятся от тарелок, у «байкера» — только карточка в папке и высокий бокал. Один. На две трети полный.
Подойдя, Лариса положила руки на спинку стула и принялась разглядывать гостя в упор. Увиденное её
