телекрану, цель которых— поддерживать нашу ненависть к ренегату революции Эммануэлю Голдстейну, ставшему агентом Евразии. Или возьмите грандиозные Недели ненависти, которые помогли нам мобилизовать столько членов партии. Такая ненависть — необходимая составная часть нашей любви к партии и к ангсоцу'.
Публика зашевелилась. Кое-кто усмехнулся, другие начали шептаться, кто-то сказал вполголоса: 'Мы здесь не на партсобрании!' Кэтрин вдруг скомкала свою бумажку и завопила:
— Я прекрасно знаю, что это не партсобрание. Под видом дискуссии о трауре нас здесь пытались настроить против Старшего Брата! Но, товарищи и особенно нетоварищи, — тут она бросила в сторону бара взгляд, полный ненависти, — вы должны знать, что поражение над Канарскими островами — только незначительный эпизод в истории Океании. Океания еще поднимется. Напрасно кое-кто проливает крокодиловы слезы над судьбой нашей родины. Океания и ее партия восстанут из пепла, как феникс, и нанесут страшный удар по тем, кто сегодня стремится воспользоваться нашей минутной слабостью.
Я всегда знал, что Кэтрин отличалась ортодоксальностью, что она целиком принимала идеи партии и даже во сне оставалась непоколебимо правоверной. Страсть, с которой она защищала свои воображаемые истины, внушала ужас. Сначала мне пришла в голову игривая мысль — вот была бы она такой страстной в постели! Но потом я вспомнил, как Кэтрин снова и снова требовала, чтобы я с ней спал: 'А теперь давай выполним наш партийный долг', — и у меня по спине побежали мурашки.
Речь Кэтрин близилась к концу. Казалось, она больше не может выдержать напряжение, которое сама создала, потому что внезапно она разрыдалась и прокричала во весь голос:
— Мы не позволим вам отнять у нас радость! Долой предателей-плакальщиков!
С лицом, залитым слезами, она начала пробиваться через толпу, которая с облегчением расступилась.
Я был весь мокрый от волнения, но мне было ясно, что дурацкая речь Кэтрин в корне изменила настроение собравшихся. «Плакальщики» бурно торжествовали. В порыве энтузиазма они подняли на руки героев этого вечера — Парсонса, Уайтерса, Сайма и меня. 'Да здравствует траур!' — крикнул кто-то, и все подхватили новый лозунг. Раскрасневшиеся океанийские партийцы праздновали обретение ими права на печаль — первой из завоеванных свобод. А те, кто выступал за радость и оптимизм, покидали кафе 'Под каштаном' пристыженные, низко опустив головы.
10. О'Брайен — о смерти Старшей Сестры
В то самое время, когда внешняя партия праздновала свою победу, отстояв в кафе 'Под каштаном' право на траур, отборные подразделения полиции мыслей окружили штаб-квартиру Старшей Сестры. Первоначально мы предполагали обойтись без кровопролития — сама операция имела кодовое название «Спокойствие-85». К сожалению, старуха оказала сопротивление, а потом попыталась бежать через окно четвертого этажа. Наши врачи сделали все, чтобы спасти ей жизнь и впоследствии предать суду, но через пятнадцать минут Старшая Сестра скончалась от полученных увечий.
Тем временем умеренное крыло руководства партии приказало военным занять все общественные здания. До сопротивления дело дошло только на радиостанции, персонал которой поддерживал алюминистов. Солдатам пришлось уничтожить на месте 35 человек и арестовать 150. Все это было сделано не лучшим образом, полиция мыслей наверняка управилась бы лучше. Тем не менее в результате появилась возможность передать сообщение о происшедшем, а также обеспечить продолжение телевизионной трансляции физзарядки.
Ранним утром труп Старшей Сестры был сожжен, а пепел развеян над Темзой. Перед клочкистами открылся путь к власти.
11. Джулия — о том же
Для празднования нашего торжества недостаточно было джина «Победа»! Мы чувствовали, что происходит нечто из ряда вон выходящее — такое может случиться только раз в жизни. Из кафе 'Под каштаном' мы отправились к Сайму, который жил на верхнем этаже дома «Победа». Уайтерс раздобыл на черном рынке гонконгского виски и конфет из Браззавиля.
В нашу честь Сайм украсил свою квартиру двумя большими картинами. На одной стене висела репродукция с портрета Шекспира работы прошлого века, на другой — рекламный плакат 50-х годов с изображением женщины в нейлоновых чулках и с сигаретой. Всего три месяца назад за эти картины могли посадить.
А еще у Сайма стояли цветы — не знаю, откуда он их взял. Эти невероятные алые гвоздики поразили нас больше всего. Таких не было даже на самых секретных складах внутренней партии.
Мы снова и снова вспоминали прошедшее обсуждение и все еще не могли поверить, что это действительно случилось. Мы повторяли небывало смелые мысли, потешались над глупостью наших противников и без конца восхищались собственной хитростью и предусмотрительностью.
Ближе к утру мы с Саймом пошли пройтись по пустынному городу. Это был момент, незабываемый для нас обоих, — его не может перечеркнуть даже наш разрыв, последовавший некоторое время спустя. Мы стояли обнявшись на набережной Темзы. Где-то на востоке разгоралась бледная весенняя заря. А внизу, под нами, трескались и таяли льдины под напором внезапно наступившей оттепели.[14]
12. Два сообщения
А. Вчера горстка заговорщиков во главе с некой стенографисткой Патрицией Тэйлор[15] совершила попытку захватить власть. Силами безопасности переворот подавлен. Виновные были преданы суду военного трибунала, приговор которого приведен в исполнение на месте. В стране восстановлены мир и спокойствие. Стало известно, что стенографистка Патриция Тэйлор в свое время проникла в ближайшее окружение Старшего Брата и обманным путем выдавала себя за жену, а позднее — за вдову нашего покойного вождя. Воспользовавшись ухудшением состояния здоровья Старшего Брата, она отдавала приказы об аресте и заключении в тюрьму ни в чем не повинных людей, в том числе честных членов партии. Этим она причинила большой ущерб горнодобывающей промышленности, общественному питанию, текстильному производству и искусству. Она не остановилась и перед тем, чтобы установить контакты с главным предателем революции — ренегатом Голдстейном.[16] К счастью, задуманное ею убийство Старшего Брата было пресечено, но только благодаря преждевременной кончине нашего любимого вождя. Она втянула Океанию в бессмысленные войны и преступными актами саботажа нанесла тяжелый урон Военно-воздушным силам государства.
В. Новые принципы законности:
1. Против лица, не виновного в преступлении, не должно возбуждаться преследование.
2. Лицо, против которого не возбуждено преследование, является невиновным в преступлении.[17]
13. Дэвид Амплфорт. Вдова дровосека[18]
