— Ну, что вы скажете теперь? — злорадно спросила миссис Баккет.
— Послушай, бабушка, — заговорил Чарли, придвигаясь к ней поближе, — не надо вспоминать сколько тебе лет, попробуй лучше вспомнить какие-нибудь события… вспомни что-нибудь… что угодно… что-нибудь самое давнее… Это может нам помочь.
— За эти годы было столько событий, Чарли… Всего и не упомнишь…
— Ну, вспомни хоть что-нибудь!
— Не знаю, милый… Может, и припомню одно или два, если собраться с мыслями…
— Ну же, бабушка! — нетерпеливо настаивал Чарли. — Вспомни! Какое твое самое первое воспоминание?
— Ох, мой мальчик, все это было так давно!
— Ты помнишь что-нибудь из того времени, когда ты была маленькой? Как я сейчас?
В ее крошечных запавших глазах что-то слабо вспыхнуло, и подобие улыбки скользнуло в уголках бесцветных губ.
— Какой-то корабль… — проговорила старуха. — Помню какой-то корабль… Как забыть?…
— Отлично, бабушка! Корабль! Что это был за корабль? Ты плыла на нем?
— Да, мой милый… Мы все плыли на нем…
— А куда? И откуда? — не отставал Чарли.
— Этого я уже не скажу… Я была совсем маленькой…
Бабушка откинулась на подушку и закрыла глаза. Чарли упорно смотрел на нее, надеясь, что она скажет что-то еще. Все боялись пошевелиться.
— У него еще было такое славное имя… у этого корабля… что-то такое красивое… Но, конечно, мне теперь уже не вспомнить…
Чарли, который все это время сидел на краешке кровати, вдруг вскочил на ноги. Его лицо пылало от возбуждения.
— А если я назову это имя, ты вспомнишь его?
— Может быть, Чарли… я могла бы…
— «МЭЙФЛАУЭР!»[3] — выкрикнул Чарли. Голова старухи оторвалась от подушки.
— Верно! — проквакала она. — Ты угадал, Чарли… «Мэйфлауэр»… Такое красивое имя…
— Дедушка! — воскликнул Чарли, едва не пускаясь в пляс. — В каком году «Мэйфлауэр» отплыл в Америку?
— «Мэйфлауэр» вышел из Плимута шестого сентября тысяча шестьсот двадцатого года, — ответил дедушка Джо.
— Плимут… — проквакала старуха, — … это мне тоже что-то напоминает… Да, пожалуй, это мог быть и Плимут…
— Тысяча шестьсот двадцатый! — воскликнул Чарли. — Силы небесные! Это значит, ей… сосчитай, дедушка!
— Так, — сказал дедушка Джо, — тысяча девятьсот семьдесят два отнять тысяча шестьсот двадцать… это будет… не мешай мне, Чарли… это будет… триста… пятьдесят два!
— Гремучие змеи! — воскликнул мистер Баккет. — Значит, ей триста пятьдесят два года!
— Ей больше, — сказал Чарли. — Бабушка, а сколько лет тебе было, когда ты плыла на корабле? Восемь?
— Думаю, даже меньше, мой милый… Я была совсем маленькой девочкой… лет шести, не больше.
— Значит, сейчас ей триста пятьдесят восемь! — объявил Чарли.
— Вот что значит «Витауонк»! — гордо сказал мистер Уонка. — Я же говорил, что это очень сильнодействующая штука!
— Триста пятьдесят восемь лет! — не мог прийти в себя мистер Баккет. — Невероятно!
— Подумать только, чего она перевидала за все эти годы! — сказал дедушка Джо.
— Бедная мамочка! — всхлипнула миссис Баккет. — Ради всего святого…
— Спокойствие, мадам! — сказал мистер Уонка. — Сейчас начнется самое интересное. Где мой «Уонкавит»?
Тут же к нему подбежал симпатимпас с большой бутылью в руках. Мистер Уонка взял ее и положил на кровать.
— В какой возраст нужно вернуть бабушку Джорджину? — спросил мистер Уонка.
— В семьдесят восемь лет! — твердо сказала миссис Баккет. — Точно туда, откуда началась вся эта неразбериха!
— Может быть, она хочет стать немного моложе?
— Ни в коем случае! Это слишком рискованно!
— Слишком рискованно! — согласилась бабушка Джорджина. — Если вы будете слишком умничать, вы снова загоните меня в минус!
— Как хотите, — сказал мистер Уонка. — Теперь мне надо кое-что подсчитать.
Сейчас же другой симпатимпас притащил большую классную доску. Мистер Уонка достал из кармана кусочек мела и начал писать:
— Ровно четырнадцать пилюль «Уонкавита», — объявил мистер Уонка. Симпатимпас унес доску обратно, а мистер Уонка взял бутыль, открыл ее и отсчитал четырнадцать маленьких, блестящих, желтых пилюль.
— Воды! — приказал он.
Новый симпатимпас подлетел со стаканом воды. Мистер Уонка высыпал в стакан все четырнадцать пилюль. Вода забурлила и запенилась.
— Пейте, пока она пузырится! — сказал он, протягивая стакан бабушке Джорджине. — Ну, залпом!
Она выпила.
Мистер Уонка отпрянул назад и вынул из кармана большие позолоченные часы.
— Не забывайте: год в секунду! — прокричал он, — Ей предстоит сбросить двести восемьдесят лет. Значит, на это уйдет четыре минуты сорок секунд! Сейчас века так и замелькают!
Стояла такая тишина, что было слышно, как тикают часы мистера Уонка. Поначалу с этим древним существом, лежащим на кровати, ничего особенного не происходило. Закрыв глаза, она откинулась на подушки, и только время от времени ее морщинистое лицо и маленькие ручки слегка вздрагивали и подергивались.
— Прошла минута! — объявил мистер Уонка. — Сейчас она уже на шестьдесят лет моложе.
— А с виду не скажешь, — сказал мистер Баккет.
— Естественно! — ответил мистер Уонка. — Что такое шестьдесят лет для трехсотлетней старухи!
— Как ты себя чувствуешь, мама? — тревожно спросила миссис Баккет. — Скажи что-нибудь!
— Прошло две минуты! — объявил мистер Уонка. — Теперь она моложе на сто двадцать лет!
Сейчас на лице старой женщины уже можно было разглядеть довольно существенные изменения. Кожа стала понемногу разглаживаться, рот не выглядел таким запавшим, а нос не так выдавался вперед.
— Мама! Ты в порядке? — закричала миссис Баккет. — Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!
И тут внезапно (да так, что все присутствующие чуть не подпрыгнули от неожиданности) бабушка Джорджина резко приподнялась на постели и прокричала:
— Слыхали новость? Адмирал Нельсон разбил французов при Трафальгаре!
— Она сходит с ума! — сказал мистер Баккет.
