него».
Он выпил дна стакана холодного апельсинового сока, приготовил себе мюсли и, дожидаясь, пока хлопья не разбухнут, сварил кофе. Пролистал газету «Афтенпостен». «В деле о медвежьих убийствах у полиции появились важные улики». На четвертой странице фоторобот человека, которого полиция просила откликнуться; человека, которого в то утро видели покидающим место преступлении.
— Так вот как я выгляжу! — пробормотал он.
Широкое лицо и спадающие на лоб волнистые волосы.
Он прихватил чашку с кофе в гостиную, сел на диван, включил мобильный телефон. Ни одного сообщения от Мириам. Три от Бии. Он прослушал первое: «…И к нам приезжали из полиции, спрашивали тебя. Они хотели знать, где ты был, когда пропала твоя пациентка. Они рылись в фотоальбомах и подробно расспрашивали о Бреде, спрашивали, а существует ли он на самом деле. Это было ужасно неприятно. Аксель, пожалуйста, возвращайся домой. Поскорее».
Он отправил ей ответ: «Буду вечером». Был не в силах думать о том, как объяснить ей все. Муж, изменивший жене. Отец, за которым охотится полиция. «Ты хороший мальчик, Аксель. Ты всегда сумеешь ответить за свои поступки». Сейчас он достиг предела. Двинувшись дальше, он потеряет все, что у него есть. Не поэтому ли он все еще сидит здесь? Хочет ли он отдать все, что у него есть? Хочет ли, чтобы Бия была настолько потрясена его предательством, что не захотела бы принять его назад? Чтобы она сделала то, на что не хватает духу у него, — порвала с ним? «You must be a very happy man»[23].
Он выждал еще полчаса, прежде чем позвонить Мириам. Она ответила, когда его терпение было уже на исходе.
— Я скучаю по тебе, — сказал он.
Она молчала.
— Мириам?
— Почему ты вчера так поспешно ушел?
В ее голосе зазвучали интонации, которых он раньше не слышал.
— Разве ты не мог остаться и поговорить с полицейскими?
Она была права: он струсил.
— Они догадались, что кто-то был здесь ночью, Аксель. Мне пришлось сказать им, что это был ты.
Он посмотрел в окно; в соседском саду была устроена игровая площадка с качелями и горкой из оранжевого пластика.
— Ты вправе сердиться на меня.
— Я не сержусь, Аксель, я боюсь.
— Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь.
Между крышами домов можно было разглядеть деревья Северного кладбища и одну из труб на здании Уллеволской больницы. Небо было светлосерым, с желтоватым оттенком.
Сам не зная почему, он спросил:
— Это ты меня боишься?
Аксель услышал, как она шумно вздохнула.
— Ты должен пойти в полицию.
Если он не объявится, скоро они начнут разыскивать его, опубликовав и его имя, и его фото. А он сидит тут и слушает ее голос и ни о чем не жалеет.
— Я хочу еще раз тебя увидеть, — сказал он, — потом я пойду к ним.
— Это я виновата.
— В чем ты виновата, Мириам?
— Если бы не я, ничего этого не случилось бы.
«А вот она жалеет о том, что случилось, — подумал он. — Невыносимо слышать, как она это говорит».
— Мне обязательно нужно встретиться с тобой.
— Я позвоню тебе сегодня вечером, — пробормотала она.
— А сейчас ты дома?
— Я у подруги. Я у нее ночевала. Скоро возьму себя в руки и пойду домой.
— Я приеду.
— Нет, Аксель, не нужно.
Мириам оборвала разговор. Он позвонил ей снова, но она не ответила.
Рита вернулась без четверти шесть. Он все еще сидел на диване, смотрел в окно на вечереющее небо. Оно стало темно-желтым.
— Ты все еще сидишь тут, Аксель? — воскликнула она. — Ты же настоящим хроником стал.
Он невесело улыбнулся:
— Не бойся, Рита, я не останусь у тебя насовсем.
— Я не про это. Ты звонил в полицию?
Он не ответил.
— Но боже ж мой, Аксель! Они же тебя повсюду ищут! Когда они пришли к нам в клинику, мне пришлось врать им на голубом глазу. Скорее, на серо-черном глазу, чем на голубом, пожалуй.
И у нее тоже могут быть проблемы из-за него.
— У тебя же нет никаких причин, чтобы скрываться. Что это на тебя нашло? — Она села в кресло. — Это все из-за этой студентки, Мириам?
Он откинулся на спинку дивана:
— Я не ожидаю, чтобы ты поняла это, Рита. Я и сам-то не понимаю этого. Я отвернулся от Бии и детей, оставался ночевать у студентки, которая моложе меня на семнадцать лет. Я натыкаюсь на тело убитой женщины и удираю. Сегодня я всю ночь бродил по Нурмарку, напугал старого бомжа чуть ли не до смерти.
Рита склонилась к нему, тронула его руку:
— Похоже на тяжелый случай кризиса среднего возраста. Может быть, тебе стоило бы, пока не поздно, собрать остатки того, что ты еще не успел профукать.
Он не мог не улыбнуться, почувствовав, что хоть на какое-то мгновение почва перестала уходить у него из-под ног. «Пора наконец принять какое-то решение. Сомнения разъедают душу. Мне же никогда не было свойственно прикидывать за и против, — подумал он. — Наоборот, я всегда рвался вперед, торопился действовать».
— Ты права, Рита. Пора уже навести порядок в делах. Я пойду в полицию, но сначала я должен сделать еще одну вещь.
По ней было видно, что ей страшно хотелось бы узнать, что же это была за вещь, но он не дал ей возможности спросить об этом.
50
Нина Йенсен сунула в рот подушечку никотиновой жевательной резинки и еще раз попыталась зайти на сайт Госреестра населения. Ничего не вышло, сервер вышел из строя, и она схватила телефон, чтобы позвонить Викену, но тут же спохватилась, что он сидит на совещании. Она подумала, не стоит ли отложить поиск, но в голову пришла идея получше. Возвратившись из поездки на Несодден, инспектор заглянул к ней мимоходом. Таким довольным она редко его видела. Во второй уже раз он похвалил ее за то, что она сумела выяснить, что Аксель Гленне бывал в квартире студентки-медички на Руделёкка. Нина ничего не имела против похвал Викена; вдохновленная ими, она с еще большим рвением принялась за розыски близнеца, невзирая на то что Госреестр населения оказался недоступным. Даже когда Викен всех задирал, и то она
