ничего, подобного Байкалу или горам на участке между Иркутском и Слюдянкой. Наверняка. А может, и будет. Но это в общем-то и не важно. Главное, что впереди — расстояние, километры. Это — самое главное. Надо просто преодолеть задуманное количество километров, беспристрастно наблюдая окружающее, а к «интересному» и «красивому» относиться как к приятному, но необязательному бонусу, и тогда путешествие будет оправданным и благословенным.
Слева появились горы и река Селенга. По мосту через Селенгу, широкую, мутную и быструю, потом по берегу Селенги. Горы отступают, Улан-Удэ наступает. Улан-Удэ начинается гаражами и резервуарами для хранения ГСМ, продолжается новыми, но не очень красивыми жилыми домами.
Поезд прибывает на станцию Улан-Удэ.
На платформе стоит группа корейцев в костюмах с кимирсеновскими (или кимченировскими) значками. Их, наверное, интересует вагон беспересадочного сообщения Москва — Пхеньян, следующий в составе поезда Москва — Владивосток.
У вагона беспересадочного сообщения Москва — Пхеньян курят двое корейцев, один молодой и робкий, другой — лет сорока, с лицом пахана.
На соседнем пути стоит поезд Владивосток — Пенза.
Женщина, торгующая мороженым, выкрикивает: морожено! морожено!
Поезд отправляется от станции Улан-Удэ.
Некоторые дома частного сектора Улан-Удэ вызывают ассоциации с фавелами. На берегу Селенги (кажется, что в центре города) — огромная лесопилка. Брежневские многоэтажки за Селенгой навевают уныние. В целом вид на Улан-Удэ со стороны железной дороги словно подтверждает правильность предположения, что дальше не будет ничего интересного.
Переползание времени на час вперед.
Поезд все время идет по узкой полосе между отвесной скалистой стеной и неширокой рекой. Сначала это Селенга, потом, кажется, другая река. Берега практически не возвышаются над уровнем воды. Вдали тянется гряда сопок (можно назвать их низкими горами). Получается, что железная дорога проходит по краю долины. Населенные пункты (деревни и маленькие поселки) редки, их вид наводит на мысль, что большинство жителей поселились здесь не по своей воле. Станции Петровский завод и Хилок, о которых нельзя сказать ничего определенного.
Довольно длительный сон, отчасти компенсирующий почти постоянное бодрствование в предыдущие три дня.
Пятая ночь
Поезд прибывает на станцию Чита.
Непосредственный сосед Андрей покидает вагон. Соседние боковые места занимают худощавый парень и полная девушка.
Некоторые пассажиры, в том числе полковник в отставке, выходят что-нибудь купить, потому что запасы продуктов иссякли, диктор объявляет, что поезд номер два сообщением Москва — Владивосток отправляется с первого пути, и пассажиры бегут к вагону с пакетами, полными еды.
Поезд покидает станцию Чита.
Далее — полтора часа езды в практически полной темноте, и вот — приближается станция Карымская.
Несколько двухэтажных жилых домов с облупленной штукатуркой.
Тепловоз стоит с включенными фарами, кабина светится уютным светом.
Большое трехэтажное здание какого-то учреждения.
Повалившийся дощатый забор.
Магазин «Лилия». Дверь с надписью «Пакгауз». Магазин «Минутка».
Поезд останавливается на станции Карымская.
К пассажирам вагона присоединяется семья: мама, маленькая девочка и большой мальчик.
Полковник в отставке со своим соседом-цыганом смотрят при помощи DVD-плеера бои без правил.
Трудно сказать, когда в вагоне появился пассажир-цыган со своей пассажиркой-цыганкой. Не было, не было, и вот — есть.
Пассажир-цыган солиден, бородат, речь правильная, на груди золотой крест. Пассажирка-цыганка стара, молчалива.
Маленькая девочка, только что появившаяся в вагоне вместе с мамой и братом, громко произносит: ни фига себе, и поезд отправляется.
Пятый день
Уже почти все можно разглядеть и, как поется в китайской патриотической песне, алеет восток. Значит, уже день.
Поезд подъезжает к станции Шилка.
Слева высятся огромные заводские корпуса, это не руины, корпуса более или менее в порядке, но, кажется, они пустуют.
Мимо проехали два сцепленных между собой электровоза ВЛ-80.
На отдаленном пути стоят три красивых сине-голубых пассажирских вагона.
Домики на склоне сопки.
Поезд остановился.
В вагон вошли два голоса, мужской и женский. Голоса спрашивают, где их места. Вот и вот, отвечает голос-проводник. Голоса устраиваются поудобнее.
И отправление.
Слева сопки, справа сопки, между ними зеленая долина.
Еще двое суток. Целых двое суток. Ну, ничего, ничего. Надо потерпеть, подождать. Вот скоро будет станция Чернышевск, потом Могоча, еще небольшое время спустя — Ерофей Павлович, а там и до Биробиджана недалеко. Развлечение.
На склоне сопки, на фоне рассветного неба — покосившийся дощатый забор. Кажется, что он не огораживает ничего, кроме неба.
Одинокий деревенский дом вне какого-либо населенного пункта, просто одинокий дом на склоне сопки. Рядом с домом — огород.
Крошечный служебный домик у подножия сопки, рядом с железной дорогой, белый кубик со стороной примерно два метра, с двускатной крышей и одним оконцем. Служебный домик, судя по всему, обслуживает стоящий рядом светофор.
Ужасающий двухэтажный деревянный барак с двумя нелепыми крылечками на станции Приисковая.
На вершине сопки стоит человек и машет рукой.
Хорошее солнечное утро.
Станция Чернышевск Забайкальский. Поезд останавливается здесь.
Промышленное предприятие, заводская труба. Много хрущевских пятиэтажек. Здание школы или, может быть, ПТУ. У входа в школу или ПТУ толпятся юные люди, уже около восьми, юным людям пора идти в школу или ПТУ, и они сейчас пойдут.
Крупный населенный пункт, большая станция.
Поезд прибывает на станцию Чернышевск Забайкальский.
У полной девушки на соседней боковой полке звонит телефон. Полная девушка отдает по телефону указания насчет мяса. Пусть все по накладным сдаст, проверь обязательно, если что, звони.
