плохой стул и рези в кишечнике. И это всегда было предметом разухабистых шуточек. И вдруг!.. Он раздраженно провел локтем по пыльному столу:
— У нас что, блин, уборщиц нет?! Или некому проследить, чтоб у начальника в кабинете убирались?.. А ты, Валентин, тоже хорош. Предупредить не мог?
— Предупредишь тебя, — огрызнулся Лавренцов. — С места в карьер дрючить принялся.
— Ладно, передайте, пусть берет три дня. Но чтоб сразу после возвращения все документы собрать. И все! Закончили с соплями. Продолжаем работу. У пластиковых карт что-то есть? Богаченков принялся подниматься.
— На него опять «телегу» президенту банка накатали, — объявил Лавренцов.
— Что-то нащупал? — догадался Коломнин.
Богаченков коротко кивнул.
Одним из провальных банковских направлений была работа по внедрению пластиковых карт. Бизнес этот начала и держала, не подпуская посторонних, группа татар. Собственно внешне ситуация выглядела благополучной: карточек внедрялось все больше, остатки на счетах росли. Но резко увеличились и случаи мошенничеств. Причем таких, что невозможны без участия банковских служащих. Потому-то и добился Коломнин создания спецгруппы. Старшим назначил Богаченкова. И не пожалел. В отличие от прочих сотрудников управления, двадцатидевятилетний Богаченков не был ни бывшим милиционером, ни ФСБэшником. Зато оказался классным финансистом, способным разобрать любые завалы. Негромкий, даже робкий в общении, он действовал подобно бульдогу, который, ухватив жертву, уже не размыкал челюстей, а лишь перебирал ими, все ближе подбираясь к глотке.
Судя по участившимся, истеричным жалобам руководителей пластикового бизнеса, цель была близка. Но в этом же была опасность и для самого Богаченкова, — его могли в любую минуту подставить.
— Ладно, Юра, иди пока. После вызову, — определился Коломнин, предложив Маковею занять освобождающееся место. — По иногородним филиалам есть изменения? — Боюсь, назревает проблема, — сокрушенно вздохнул Седых. — В Томильске обнаружен «подснежник», — выползает на просрочку пять миллионов по «Нафте-М». А сама «Нафта», по слухам, сыпется.
— Это нефтяная компания знаменитого, как его? — Лавренцов, не к месту поспешивший блеснуть эрудицией, смущенно защелкал пальцами в сторону Седых.
— Фархадов, — охотно выручил тот. — Помнишь, наверное? Первооткрыватель Сибирской нефти, орденоносец.
— Что-то припоминаю, — неуверенно подтвердил Коломнин. -Блин, куда ни кинь, одно и то же: вчера орденоносцы и все из себя прожженные ленинцы, а сегодня наперегонки растаскивают все, что еще недоразворовано. Седых, лети срочно в командировку. По результатам будем решать. Переходим к вип- клиентам. Прежде всего — Генеральная нефтяная компания. Что глаза отводишь, Лавренцов? Докладывай, чего за эти пару недель наваяли. Обороты по счетам увеличили?
— Если увеличить до тридцати миллионов рублей при согласованных оборотах в двести, значит, увеличили…
— Та-ак. А поручительство оформлено наконец?.. Я тебя спрашиваю.
— Нет.
— Что значит, нет?! — терпения Коломнина хватало ненадолго. — Почему нет? Ты с руководством компании встречался?
— Пытался. Трижды дозванивался финансовому директору Четверику. Секретарша не соединяет.
— Да ты!.. Что значит не соединяет? Ты кого представляешь? Банк или контору утильсырья? Надо было добиться! Если с Четвериком договориться не умеешь, прорывайся к самому Гилялову!
— Что ж я, с секретутками воевать должен? Я, между прочим, генерал, — огрызнулся Лавренцов.
— Ты?! Ты давно не генерал, а банковский служащий. И получаешь, тоже между прочим, столько, сколько генералом и во сне не видел. Твоя нынешняя должность — за банковское добро биться. А не амбициями блистать. Лавренцов сидел с бесстрастным, закаменевшим лицом, самым обиженным видом своим выказывая категорическое несогласие с услышанным. В прошлом заместитель начальника штаба МВД, Лавренцов, сохранивший многие из прежних связей, и теперь был небесполезен для банка. Договориться о прекращении уголовного дела против нужного человека, вернуть изъятые водительские права, зарегистрировать оружие, организовать разрешение на охоту в заповеднике, — здесь Лавренцов был незаменим. Но чем чаще выполнял он личные просьбы руководства, тем более пренебрегал своими прямыми обязанностями. Но и не только поэтому: банковское дело было новым для каждого из них. И прежде всего требовало обучения. А вот учиться заново старый генерал то ли не захотел, то ли стеснялся. И любое хоть немного непонятное задание ловко перекладывал на плечи исполнителей. И добро бы в мелочах. В последнее время Лавренцов заваливал и всякое серьезное поручение. Но говорить об этом с болезненно обидчивым генералом в присутствии свидетелей…
— Ладно, теперь сам займусь, — Коломнин сдержался. — Сколько им причитается следующим траншем?
— Еще семь миллионов.
— Хрен они что получат, пока полностью не выполнят договорных условий! Когда там кредитный комитет по этому вопросу? — Коломнин схватил ручку и выжидательно навис над календарем. — Помнится, на следующей неделе?
Молчание Лавренцова ему не понравилось:
— Не понял?
— Был уже кредитный. Три дня назад, — пробормотал Лавренцов.
— То есть?!
— Ознобихин вынес досрочно.
— Что?! — Коломнин поперхнулся. — Приняли решение — выдать.
— Как?
— Да так! — в свою очередь вскрикнул Лавренцов, пытаясь тем предупредить вспышку ярости. — А что я мог? На кредитный явился Ознобихин, притащил с собою Четверика. Сослался на поддержку президента банка. Четверик полчаса о глобальных нефтяных проектах витийствовал. В общем заморочили всем головы и — утвердили.
Теперь Коломнин догадался об истинной причине поспешного отъезда Ознобихина: понял тот, что при Коломнине очередной транш ему не пробить. Как он тогда сказал? Банк — это немножко игра? Вот и — переиграл.
— Что значит «утвердили»? А где ты был?!
— Я голосовал против, — гордо объявил Лавренцов.
— Да ты не против голосовать должен, ты других за руки хватать обязан! Вы все обязаны в колокола бить, если угроза банку! Все!
Он требовательно обвел глазами сидящих напротив. Но те заблаговременно отводили глаза — портить отношения с людьми, гораздо более влиятельными, никому не хотелось. Ложиться на амбразуру — это была его, Коломнинская, функция! Добровольно им на себя взваленная.
— Пойми, Сергей, здесь все за тебя, — почувствовал молчаливую поддержку Лавренцов. — Но мы не можем стоять против целого банка. Сколько раз на этом нажигались. В конце концов, если президент поддерживает Ознобихина в его прожектах и выдергивает из баланса за здорово живешь десятки миллионов, так нам-то чего? Это его деньги. Пусть у него голова и болит.
— Удобненько, гляжу, устроились, — Коломнин заметил, с каким вниманием впитывает этот разговор Маковей, и, может, еще и поэтому не хотел, чтоб последнее слово осталось не за ним. — Что значит его деньги? Я должен вам напоминать, сколько в банке привлеченных средств? Сколько на частных вкладах?! Десятки тысяч людей, тысячи предприятий принесли сюда свои средства. Вот что мы охраняем!
Дверь отворилась, и в нее протиснулась крупная, с обвисшими розовыми щеками голова начальника отдела залогов Анатолия Панчеева.
— Едва вышел, и сразу крик на весь коридор? — влажные рыбьи губы несколько раз жадно вдохнули воздух: подъем на третий этаж дался с трудом, — и растеклись в улыбке.
— Заходи, заходи! Мы как раз закончили, — поспешно пригласил Коломнин. Приход Панчеева оказался кстати еще и потому, что горячность последней его фразы была притворной: в словах Лавренцова была
