заседал на каком-то межбанковском комитете. Ознобихин и вовсе издевательски выставил перед собой руки: меня Дашевский к этой проблеме не подключал. Коломнин заметался. Из-за откровенного внутреннего предательства рушились все планы. Деньги, казалось, уже добытые, ускользали. А с ними надежда спасти «Нафту». Никакие объяснения, никакие наказания за невыполнения распоряжения президента, которые последуют за этим, ничего не изменят. Если не появятся деньги, на ближайшем кредитном комитете будет принято решение начать исковое производство против «Нафты». Спасти положение мог только какой-то неожиданный, нестандартный ход. Коломнин судорожно искал его. И нашел. Как часто бывает, решение лежало на поверхности — добиться переноса собрания. Ни одно решение не может быть проведено, если участвует менее пятидесяти процентов голосов. Стало быть, если «Нафта» и «Хорнисс холдинг» не будут представлены на собрании, Бурлюку придется перенести его на один месяц. Иначе любой суд признает результаты незаконными. Меж тем через неделю возвращается Дашевский. И пусть тогда тот же Янко попробует продолжить саботаж. Лучше потерять месяц, чем все. Коломнин дозвонился до Томильска, где Мамедов вот уж несколько дней ожидал сигнала, чтобы вылететь в Гамбург. — Вы что, хотите нас обмануть, да? — набросился подозрительный азербайджанец, едва услышал о необходимости перенести собрание. — Вы нечестные, да? Дядя Салман с вами как с людьми. А вы нет, да?
Коломнин кротко смолчал и начал объясняться заново.
И хоть натерпелся он за время разговора от заносчивого Мамедова не мало, но главного добился: на другой день от «Нафты» в адрес «Руссойла» был отправлен факс с указанием невозможности участия в собрании и требованием его переноса на один месяц.
Теперь хотя бы появился запас времени.
Но накануне возвращения Дашевского произошло событие, обрушившее все планы и повергшее Коломнина в полный шок. От Бурлюка поступило краткое уведомление, что собрание «Руссойла» состоялось в оговоренные сроки. Среди прочих принято решение о невыплате дивидендов. И в конце — лаконично- торжествующее: «Голосование проведено семьюдесятью четырьмя процентами акций. Все решения приняты единогласно». Предположить, что Бурлюк нагло фальсифицировал протоколы, было невозможно, — уголовное законодательство Германии на этот счет беспощадно. А, следовательно, не оставалось сомнений: Янко зашел столь далеко, что сам участвовал в собрании и проголосовал пакетом «Хорнисса» — заведомо вопреки интересам банка.
Кипящий яростью Коломнин уселся за докладную записку, в которой требовал провести немедленное внутрибанковское расследование. Он еще колебался, как бы позабористей закончить, чтобы Дашевский по- настоящему осознал масштабы совершенного предательства, когда раздался междугородний звонок.
— С вами будет говорить господин Фархадов, — произнес бесстрастный голос Калерии Михайловны. И вслед за этим в трубке послышалось сухое покашливание.
— Мы тут получили уведомление о проведенном собрании, — не здороваясь, грозно произнес Фархадов. — Я не могу поверить. Дашевский что, играет в другую игру? Так себя со мной не ведут. Говорите одно, голосуете за другое. Передай ему: дел с ним после этого иметь не хочу. И никто в нефтяном мире не захочет с ним дела иметь.
Коломнин быстро заговорил. Торопясь, чтоб не быть перебитым, горячо объяснил, что происшедшее — интрига людей, нарушивших волю президента, и что, вернувшись, тот покарает виновных.
— Стало быть, тоже не владеет ситуацией в собственном доме, — презрительно отреагировал старик, одновременно напоминая Коломнину о схожих упреках в собственный адрес. — Так и быть, скажи Дашевскому: я дня на два сам прилечу в Москву по приглашению «Газпрома». Есть еще дела в министерстве. Но часик, чтоб заехать в банк, найду. Так что пусть будет готов объясниться. Хочу в лицо услышать.
И — разъединился.
Теперь Коломнин знал, чем завершить записку: сообщением о срочном приезде президента «Нафты-М» и о том, что после переговоров с Дашевским Фархадов планирует визиты к Вяхиреву, а также к министру топлива и энергетики. От себя он добавил, что при желании Фархадов легко мог бы организовать встречу президента банка с любым из названых лиц, — стремление Дашевского войти в ближний круг нефтяной элиты было широко известно.
Очевидно, это оказалось точным ходом, поскольку, едва записка ушла по факсу, Коломнина нашел помощник Дашевского и сообщил, что, ознакомившись с его докладной, президент назначил совещание на девятнадцать часов завтрашнего вечера. С участием Ознобихина, Янко и самого Коломнина.
— Прямо с самолета приедет, — скрытно упрекнул он собеседника.
Москва. Братание президентов
На другой день к шестнадцати часам Коломнин выехал в Домодедово — из Томильска прилетал Фархадов. Сильно мело, так что «дворники» ДЭУ едва справлялись. Боясь опоздать, он начал выскакивать на встречную полосу, объезжая образовавшиеся «пробки». Но машину дважды повело на гололеде, и скорость пришлось сбросить. Тем не менее в аэропорту он оказался вовремя: из-за той же метели была задержана посадка самолета. Фархадов появился через вип-зал, как всегда, прямой и недоступный. Шедшая чуть сзади Лариса лишь скользнула глазами по Коломнину, напряженно выглядывая кого-то за его спиной. Коломнин проследил за направлением ее взгляда: неприметный белесый мужчина, затерявшийся в толпе встречающих. Сам Фархадов едва заметно кивнул, — после происшедшей накладки банковская команда вновь была лишена его благосклонности. За спиной президента «Нафты» Коломнин с удивлением обнаружил и Богаченкова.
— Срочная информация, — коротко объяснился тот.
Если бы не прилет Богаченкова, поездка Коломнина получилась бы и вовсе напрасной: во-первых, прилетевших встречала представительная делегация; кроме того, разговаривать с ним Фархадов не возжелал: очевидно, заочно квалифицировав как штрейкбрехера. И только, поравнявшись с Коломниным, коротко, в никуда, бросил: устроюсь, поручу позвонить. Назначу вашему Дашевскому время встречи.
Коломнин поморщился, представив, как передает что-то подобное самолюбивому Дашевскому. Не передаст, конечно.
Он собирался переброситься несколькими фразами с Ларисой. Но та по-прежнему влядывалась в того же неприметного человека. В побелевшем лице ее отчетливо читались сомнение и замешательство. — Что- то не так? — заботливо прошептал Коломнин.
— Что? — взгляд Ларисы был каким-то отсутствующим. — Нет, показалось. Пожалуй, показалось.
Может, конечно, и показалось. Но только едва Лариса, спохватившись, устремилась за Фархадовым, мужчина, дотоле, казалось, не замечавший проявленного к нему интереса, мгновенно развернулся и внимательно всмотрелся в удаляющуюся женщину.
— Неприятный тип, — подтвердил Богаченков. Все это время он, оказывается, стоял рядом с Коломниным. — Что в нем Ларису Ивановну могло заинтересовать?
— Уж во всяком случае не сексуальная привлекательность, — мрачно отреагировал Коломнин. — Вот что, Юра ты за ним присмотри втихую. А я быстренько нырну к ментам. Попрошу под каким-нибудь предлогом проверить документы.
— У кого? — коротко уточнил Богаченков.
Коломнин стремительно вскинул голову: белесого мужчины среди встречавших больше не было, — дематериализовался.
— Ловок, шельма, — восхищенно оценил Богаченков. Коломнину же стало не до восхищения, — тяжелое предчувствие овладело им. Он мотнул головой, будто отряхиваясь от наваждения:
— Что ж, пошли к машине. Ты почему, кстати, прилетел без вызова?
— Узнал от Ларисы Ивановны, что у вас здесь облом.
— И — поспешил дезертировать?
— Я без вещей.
— Докладывай, — по-своему извинился за резкость Коломнин.
— Может, лучше в кабинете? Со мной бумаги, цифры.
— Некогда в кабинете. Спешу на совещание к Дашевскому. Похоже, опаздываю, — уточнил он, глянув на циферблат. — Боюсь, что наш ретивый президент сегодня прикажет предъявить иск «Нафте». И разубедить его нечем: денег нет и не предвидится.
— Тогда я приехал вовремя, — Богаченков уселся на место пассажира, со вкусом расстегнул замок на
