было ничего и никого, кроме горстки неспешных, обленившихся от вечного зноя киприотов. Большая часть которых не работала. А те, кто работал, тщательно соблюдал сиесту — двухчасовой перерыв, по окончании которого они возвращались на рабочее место разве что для того, чтобы передохнуть после тяжкого обеда. Тем не менее неслись они по прекрасному асфальту, среди редких, ухоженных поселочков. А благосостояние киприотов, кормившихся единственно от туризма да от налогов с бесчисленных офшорных компаний, возрастало с каждым днем. И пропорционально ему — сытая самоуверенность.
А его собственная огромная, сочащаяся запасами страна изнывала от нищеты. И минералы из нее выковыривали и растаскивали, словно миндаль из торта.
— Ленивый остров, — будто подслушал его Дмитрий. — Двадцать лет назад считали за счастье чемодан европейцу поднести. А теперь, подишь ты, сами — в холе и при деньгах.
— Вот ведь загадка, — не удержался Коломнин. — Сколько с иностранцами дела имел, никогда не чувствовал, чтоб умней нас были. Напротив, русские вроде куда сноровистей. А в результате у нас — повальное воровство, а здесь — изобилие денег.
— Наших денег, — Дмитрий ткнул в сторону появившихся на холме белых коттеджей. — Все наши понастроили.
— А где они не позакопаны-то, российские деньги?
— В России, — уверенно отреагировал сын. И это было правдой.
В машине вновь установилось неловкое молчание. Время от времени один из них: то отец, то сын, — делал движение, как бы собираясь что-то сказать. Но — не найдя слов, вновь отворачивался к окну.
— Я тебя еще не поздравил с вице-президентством. Все просто в шоке.
— Спасибо.
— Хотя споры были аж до драки. Лавренцов так тот сто долларов на пари ставил, что откажешься.
— Не понял? — Коломнин, удивленный, развернулся на сидении.
— Ну, в смысле — ты там, в Томильске, вроде как в шоколаде. И он считал, что ты в общем за них горой встанешь.
— А ты на что ставил?
— А чего тут ставить? Как должно было, так и случилось. Ты ж у нас, как сам учил, человек команды. Приказано спасать — спасаешь, приказано топить — топишь.
— И кого же я утопил?
— А зачем самому? Можно просто — все подготовить и отойти в сторону. Дотопят другие.
Коломнин пристально вгляделся в сына. Но Дмитрий оставался бесстрастен. И только в глубине где-то угадывалась мстительная насмешка.
— Еще посмотрим, — уязвленный Коломнин собрался отвернуться.
— Чего уж теперь смотреть? Паша Маковей с командой еще вчера туда вылетели.
— Что?!
— А ты что, не знал? — невинно удивился сын. И было видно, что удивился деланно. Был уверен, что не знал. И теперь с любопытством следил за реакцией.
Коломнин потянулся за телефоном и тут же вспомнил, что еще в аэропорту тот «завис», а зарядного устройства с собой не взял.
— Твой мобильник, живо! — потребовал он. Сбиваясь, принялся набирать кнопки.
— Лариса Ивановна, вы? — быстро произнес Коломнин, пытаясь задать тональность разговору. Но не преуспел.
— Сережа! Сергей Викторович! Но как же ты мог со мной так?! — всполошный голос Ларисы разнесся по салону. — Неужели совсем ничего не дорого?
— Что случилось, Лариса Ивановна?
— Уж лучше бы честно сказал. Хоть попрощались бы перед отъездом. А так…Подло это, Коломнин!
— Да что случилось?! Говори же, черт тебя дери.
— Будто сам не знаешь? Ваши тут вовсю раскомандовались. Маковей какой-то. На вид стручок, цапля. А — наглый, засранец! Пыталась Ознобихину дозвониться, так — телефон отключен. Хачартян тоже не вернулся. В Москве заныкался, хитрый армяшка. Все специально попрятались!
— С чем они приехали?.. Лариса Ивановна, говори. Поверь…
— Во что поверить? Что ты не знал?!
— Нет, знал, то есть узнал вчера. Но Дашевский сказал, что только через неделю. Думал, есть время. Говори, чего требуют?
— Подали в арбитражный суд заявление о нашем банкротстве. Якобы просрочен срок кредитного договора. Но вы же сами его продлили! А теперь, оказывается, ни одного письменного подтверждения нет. Привезли с собой какого-то арбитражного управляющего. Хотят описывать буровые, трубопровод. Якобы иначе «Нафта» все разворует. Это Салман Курбадович-то у себя разворует! Идиоты! С ними группа экспертов-нефтяников из Москвы. Компания — подожди: какой-то «Моспет…». — «Моспетролеум»?!
— Кажется. Ты их знаешь?
— Понаслышке, — уклончиво ответил Коломнин. Пугать ее не хотелось: за невинной вывеской скрывались «братки», обеспечивающие Гилялову контроль за бензозаправками.
— Но какой же этот ваш Маковей наглец. Если б ты слышал, как он разговаривал с Салман Курбадовичем.
— Так Фархадов в курсе?!
— А ты что думал? Я позвонила. Сразу приехал. Так эта глиста ему посоветовала соблюдать постельный режим.
— И что?
— Да ничего. Салман Курбадович приказал охране всех выгнать из офиса и не пускать.
— Стало быть, взбрыкнул старик? Есть еще порох. Может, и к лучшему.
— Если бы! Теперь они грозят после выходных, как только получат решение арбитражного суда, вернуться с ОМОНом!
— А что губернатор? Что Баландин?
— Звонил туда Салман Курбадович. Увильнули оба. Похоже, давно вы готовились: отовсюду обложили. Но Вы еще не знаете, с кем связались. Фархадовым подавитесь. Сегодня Салман Курбадович вылетает в Москву. К Гилялову.
— К Гилялову? Это ты его надоумила?
— Я не я. Причем тут? Другого выхода нет. Если вы совсем не по-человечески. Так мы через правительство на вас управу найдем.
«На вас», — Коломнин заметил полные внимания глаза сына. И окончательно отбросил бессмысленную конспирацию.
— Лара! Ларочка! Он не должен ехать. Пожалуйста, поверь.
— Как это не ехать? Что, прикажешь поднять лапки и ждать, пока вы нас упакуете и праздничной ленточкой перевяжете?
— Не ждать. Но Фархадова надо отговорить. Пойми, в Москве он не найдет защиты. Он сделал намекающую паузу. Но Лариса упрямо отмалчивалась.
— Послушай меня. Пожалуйста. Прежде всего поверь: я по-прежнему — твой друг. Давай притушим экспрессию и — включайся. Надо, чтобы суд завернул заявление.
— Как это?
— Очень просто. Мы уже через них пару дел провели. Так что контакт есть. Бери юристов, Богаченкова и — пачку.
— Пачку?
— Вроде тех, что у Суровцева вынимала.
— Поняла. А основания?
— Главное основание — это как раз пачка. А остальное должны сообразить юристы.
— Но, Сережа, долг-то пять миллионов за нами действительно висит. И значит, рано или поздно…
— Рано или поздно — это как утро и вечер. Совсем не одно и то же, — Коломнин слегка повеселел. — Сейчас важно оттянуть время. Поэтому немедленно решайте вопрос в суде.
— А ты?
