момент он все свалил на меня.
– Я хочу ясности, Чарли: замужем я, не замужем…
– Пока что не вдова, – усмехнулся он.
Я уже готова была ответить резкостью, но он сам предложил перемирие:
– Абби, знаешь что, приходи вечером ко мне, я постараюсь связаться с ним по телефону. В конце концов, тебе и ему решать, а не мне…
– Договорились.
– Разница во времени между Калифорнией и Швейцарией – девять часов. Я вернусь с работы где-то в восемь тридцать: у него это половина двенадцатого дня. Почти полдень…
В без пятнадцати девять я была уже у него. За свой пентхауз Чарли еще лет десять назад отвалил около трех четвертей миллиона. Впрочем, модный проктолог, он мог себе это позволить. Только пижонство его на этом не кончилось. Надо было видеть, как он обставил все внутри: мебель заказал у супермодного дизайнера-модерниста, абстрактные картины, висящие по стенам, купил на дорогой выставке. Но апофеозом шика явилось большое зеркало на потолке в спальне над огромной, как тропический атолл, кроватью.
Чарли заказал в мою честь легкий ужин. Несколько салатов – он любил их со студенческих времен, – сыры и бутылку вина. Уверена, хотя я и не понимаю ничего в этом, что она одна стоила пару сотен долларов.
Первая попытка ничего не дала. Сотовый телефон Руди был отключен.
Мне захотелось сбить с Чарли маску спесивой насмешливости, и я сказала, чуть пригубив бокал:
– Кстати, я недавно видела Селесту. Живот у нее уже очень большой. Когда она рожает?
Он усмехнулся и поковырял вилкой в салате:
– Уж не она ли просила тебя мне об этом рассказывать?
– Нет, – слегка оторопела, но тут же нашлась я, – просто подумала, что ты ведь папочка ее будущего ребенка, может, тебе это будет интересно? Насколько я знаю, ты уже довольно давно не испытывал ничего подобного.
– Ты права, – подмигнул мне Чарли и хмыкнул.
– Сколько там, твоим близнецам, в Йоханнесбурге? Уже ведь за тридцать, а?!
Чарли прошелся по мне шершавым взглядом, вздернул брови и только тогда удостоил ответом:
– Тридцать шесть.
– Не знаешь, кто там у Селесты предвидится?
Он помотал головой с таким видом, будто его это нисколько не касается. Но я продолжала как ни в чем не бывало:
– А хочешь знать?
Теперь ухмыльнулась я: ну, Чарли, ты – в моих сетях! Пока не попросишь, я тебя не освобожу.
Он продолжал ковырять вилкой в салате, потом посмотрел на телефон и на часы: они показывали пять минут одиннадцатого.
– Попробуем снова, – кивнул. – Может, он уже включил свой мобильник?
– Девочка, – сказала я.
– Ты о ком это? – спросил он, набирая номер с таким видом, словно не понял, о чем я говорю.
– О твоей дочке… Ребенок в таком возрасте – может ли быть счастье полнее? Ведь теперь ты бы мог весь отдаться отцовскому чувству.
По ту сторону океана никто не отвечал. Чарли поджал губы и нехотя нажал на отбой.
– Абби, – почесал он висок, – ты можешь не решать за меня?
– Но тебе от этого никуда не уйти, Чарли. Как мне – от той путаницы, в которой я оказалась из-за Руди.
– Ну, мы ведь как раз для этого и встретились. Не беспокойся, он тебе делать проблем не станет.
Все попытки связаться с Руди ничего не давали. Мы уже окончили ужин и, сидя за столом, с трудом подбирали тему для разговора. Все еще блестящие темные глаза Чарли вперились в меня изучающе, но я выдержала его взгляд. Первым отступил он и посмотрел в сторону больших настенных часов. Стрелки на них – все это так характерно для Чарли – двигались в обратную сторону. Понять, сколько времени, я не могла.
Он еще раз набрал тот же номер и довольно долго ждал ответа. Но там никто не ответил.
– Попробуем позже, – сказал он. – Наверное, спит.
Он включил телевизор, и мы стали смотреть какой-то дурацкий триллер. Около двенадцати Чарли опять взялся за телефон, но с тем же успехом.
– Мне очень жаль, Абби, но, по-видимому, он ни от кого не ждет звонка.
Я махнула рукой:
– Ладно, мне пора…
– Куда ты поедешь в такую пору? В свой пустующий дом?..