– Я действительно люблю тебя.
– Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о любви в истинном смысле этого слова, что значит заниматься любовью. Я ведь не манекен, не просто хозяйка дома, я – женщина.
Конечно, он понимал. Он боготворил жену. Он не мог представить жизни без нее. Его женитьба была контрактом, таким же обязательным, как любой деловой контракт, который он когда-либо подписывал. Предупреждая дальнейшие подозрения, он снова стал более внимательным к своим супружеским обязанностям, по крайней мере, на какое-то время, но возникли осложнения, осложнения сексуального характера, о которых он и не помышлял.
Настоящее ее имя было Хоулихен, Флерет Хоулихен, но она его терпеть не могла. «Разве я не достаточно похожа на ирландку без этого противного имени Флерет Хоулихен?» – часто спрашивала она, тряхнув рыжими волосами. Когда она мечтала стать актрисой, а работала официанткой в кафе «Вайсрой» на Сансен Стрип, то изменила свое имя на Ронду Марч, в честь Ронды Флеминг, рыжеволосой кинозвезды, которую обожала ее мать. В «Вайсрое», как говорили, готовили лучший кофе в Западном Голливуде, и именно здесь она встретила Жюля Мендельсона, который был любителем кофе, выпивая в день по десять чашек. Он зашел в кафе «Вайсрой» в тот день, когда кофеварка в его офисе сломалась. На груди у нее была прикреплена табличка с именем «Ронда».
Жюль Мендельсон был не из тех, кто заговаривает с официантками в кафе, но в тот день, по причине, ему самому не понятной, он сказал официантке с рыжими волосами с табличкой с именем «Ронда» на груди:
– Вероятно, все зовут вас Ред.
– Нет, не зовут, – ответила она, довольно решительно. Она была красива и привыкла иметь дело с похотливыми мужчинами пожилого возраста. – Если на то пошло, мне не нравится, когда меня называют Ред.
– Как же вас тогда называют? – спросил он.
Ему было явно интересно, что она ответит, и она почувствовала, что ошиблась, приняв его за похотливого джентльмена.
– Вас интересует мое имя?
– Да.
– Ронда, – сказала она, показывая пальцем с красным маникюром на табличку на груди.
Он взглянул на нее поверх «Лондон Файненшнл Таймс», в то время как она протирала столик бирюзового цвета губкой, и сказал:
– Вы не похожи на Ронду.
– Я подумываю изменить его на Ронделл.
– О, нет, только не Ронделл.
– Хотите кофе? – спросила она. – У нас подают лучший кофе в Западном Голливуде.
– Да.
Когда она поставила перед ним чашку кофе, он спросил:
– Каким было ваше имя до того, как вы его сменили?
– Вам оно не понравится.
– Почему же?
– Флеретт Хоулихен, – сказала она почти шепотом. – Меня от него корежит. Представьте его в титрах фильма.
Он засмеялся.
– Флеретт… Что ж, мне нравится.
– Не может быть!
– Нравится, правда.
– Вот чокнутый! – сказала она, хотя ей нравилось поговорить о себе.
– А что если так: Флосси?
– Еще хуже, чем Флеретт.
– Тогда, Фло?
– Хм… – Она замолчала, обдумывая его предложение.
– Когда-то я знал некую Фло, – сказал Жюль, не желая углубляться в разговор, – она тоже была красивая девушка.
Так она стала Фло.
В то время Фло Марч было двадцать четыре года, и хотя она была не первой красавицей в городе, но одной из самых хорошеньких, поскольку рыжие волосы, голубые глаза и кожа цвета сливок привлекали внимание к их обладательнице. Время от времени разные мелкие агенты, которым она подавала по утрам кофе, приглашали ее на свидания, но не на съемки или званые обеды в рестораны, а именно туда ей страстно хотелось попасть. Они вели ее обедать в другие кафе, и все ждали от нее одного, что она обычно им и давала, потому что легче сказать «да», чем «нет», чтобы избежать ссоры. Гектор Парадизо, живший на Голливудских холмах недалеко от «Вайсрой», каждое утро завтракал в кафе и часто рассказывал Фло о том, где провел вечер накануне: на приеме у Фей Конверс или у Роуз Кливеден, или, что было самым интересным, у Паулины Мендельсон. Фло любила слушать рассказы о приемах, особенно у Паулины Мендельсон. Она читала каждое слово о Паулине Мендельсон в газетных колонках светской жизни или в журналах мод, которые Гектор частенько оставлял ей после того, как сам их прочитывал. Фло была не такая
