главнокомандующего. Перед ним оказался камерарий.
? Могу ли я сопроводить вас к выходу до закрытия ворот? В эти дни порой из Верхней Цитадели столь же сложно выйти, как и войти в нее.
? Я думал сперва завершить кое-какие дела, ? возразил Николас, не двигаясь с места.
Кто-то взял его под руку.
? Возможно, это лучше сделать завтра, ? объявил Амируцес. ? Несомненно, нам еще придется обратиться к вашей мудрости и красноречию. Нам очень повезло, мессер Никколо, что с нами вы и ваши люди. Но сейчас, как вы понимаете, вам лучше удалиться.
? Разумеется. И когда вы будете готовы выслушать капитана Асторре, сообщите нам об этом.
Недобрые вести вскоре разнеслись по всему городу, и хотя Николас постарался сделать все возможное, чтобы приуменьшить их значимость, и паники удалось избежать, но поддерживать бодрость духа среди защитников города становилось все сложнее.
Судя по знамени, развевавшемуся над генуэзским замком, там расположился турецкий адмирал.
? Не удивлюсь, если они сделают его губернатором, когда придет султан, ? заявил Тоби.
Николас в ответ лишь покачал головой. В кои-то веки все они, кроме Асторре, собрались в доме, и лекарь сейчас, как обычно, занимался своими снадобьями. Основной опасностью для всех осажденных городов были эпидемии, и вместе с дворцовыми медиками Тоби делал все возможное, чтобы их предотвратить. Погода благоприятствовала, однако все равно имелись больные и раненые, а места для погребения было явно недостаточно. Тоби работал допоздна, а в передышках болтал, чтобы немного развлечься.
Ему нравилось поддразнивать Николаса, ведь он знал, что его отрицательный жест не имеет никакого жеста к шансам турецкого адмирала на повышение.
? Ты просто не в себе, ? заявил ему лекарь. ? Это ведь шутка. Нас никто не услышит.
? Слуги услышат, ? возразил Николас. ? И венецианцы. Этот город не сдастся туркам, никакой опасности нет, и мы даже в шутку не должны говорить об этом. И если я услышу, что ты опять треплешь языком, то залеплю тебе рот воском. Ты и впрямь так хорошо разбираешься в верблюжьих болезнях?
? Дизентерия, потертости от седла, вши и кашель. Люди или животные ? мне все равно. Я всех могу вылечить. А что такое? Хочешь открыть со мной на паях лекарню, когда султан… Эй! ? воскликнул Тоби. ? Отойди от меня…
? Тогда делай, что тебе сказано, или поплатишься за это.
Прошла неделя, и Николас наконец получил долгожданное сообщение. К тому времени, как он заметил, один лишь Асторре по-прежнему обращался с ним запанибрата; все остальные сделались куда более сдержанными. В тот вечер Годскалк вернулся как всегда поздно, утомленный пастырскими обязанностями. Поскольку многие венецианцы заблаговременно покинули город, то у католиков почти не осталось священников; и кроме того, он не отказывался помочь никому из страждущих любого вероисповедания.
Николас дал ему как следует выспаться и отслужить утреннюю мессу, а затем, вместо того, чтобы уйти, как обычно, по делам, постучался в комнату капеллана. Тот распахнул дверь и молча застыл на пороге.
? Я надеялся избавить вас от этого. Извините, ? сказал ему Николас.
Годскалк также сильно изменился за это время и стал мало похож на того резкого, неопрятного священника, который с легкостью распутал все махинации Пагано Дориа в Пизе. Общение с греческими монахами приучило его к большей аккуратности в одежде, и даже свои непокорные черные волосы он сумел привести в порядок. Впрочем, он по-прежнему вел себя скорее как кулачный боец, нежели как служитель Божий, и самым сложным для него оставалось смирить свой неукротимый нрав… Но теперь, когда наконец пришел час битвы, которую он давно и с таким нетерпением ожидал, считая, возможно, одной из самых важных в своей жизни, капеллан лишь сурово смерил Николаса взглядом со словами:
? Я занят.
? Знаю, ? подтвердил тот и добавил, немного помолчав. ? Тоби тоже.
Дверь по-прежнему оставалась открытой. Выдержав паузу, Годскалк поинтересовался:
? Тогда почему ты тянул с этим так долго?
? Потому что думал, что справлюсь сам. Но я ошибался. ? Взгляд светлых глаз почти не изменился. Но все остальное, что могло выдать уязвимость ? ямочки на щеках и шрам, оставленный Рибейраком, ? все это скрыла борода. ? Если хотите я могу уйти…
? И что ты сделаешь в одиночку?
? Отправлюсь к султану.
Глава тридцать седьмая
? Я удивлен, ? промолвил Годскалк. ? Я думал, ты считаешь себя всемогущим. Он закрыл дверь, и Николас через комнату прошел к балкону, выходившему во двор. ? Наверное, тебе лучше закрыть и ту дверь тоже. ? Сперва ему показалось, что Николас его не услышал, но затем мальчик повиновался и, вернувшись в комнату, уселся на стул.
? Вы сердитесь, я знаю, ? сказал он. ? Я ошибался. Мы должны работать как одна команда, на тот случай, если со мной что-нибудь случится.
Годскалк уселся напротив.
? Мы все уважаем твою жену. Неужели ты думал, что мы способны бросить ее?
? Нет, но вы остались бы из чувства долга, а это совсем другое.
Воцарилось молчание, прерывать которое священник не торопился. Мальчику еще нужно было многому научиться. Если он не сделает это сейчас, то потом будет слишком поздно. Наконец Николас промолвил:
? Быть с детства слугой ? это имеет свои недостатки. У разных людей разные обычаи. Люди одного круга уязвимы. ? Он осекся. ? Даже Лоппе знает, что я не доверяю ему.
? Но ведь он готов отдать за тебя жизнь!
? Вот именно, не взирая ни на что другое, ? подтвердил фламандец.
Над этим стоило поразмыслить, но Годскалк сейчас больше тревожился о другом.
? Так что же это за бремя, которое ты хотел нести в одиночестве… И почему пожелал разделить его со мной теперь?
? Потому что я не справляюсь. А ошибиться мне нельзя. Вот почему я решил пожертвовать вашим душевным спокойствием.
? Ты меня недооцениваешь, ? парировал Годскалк. ? Сегодня первый день, когда я могу быть спокоен с момента нашего прибытия в Трапезунд. И пойми меня правильно, я знаю, что речь идет не о твоей душе. Конечно, мне было известно, что в трюмах Дориа привез оружие, и я очень сердился на тебя. В свою очередь и ты прочитал мне нотацию, ? во многом справедливую. Но стена между нами была создана тобою самим. Полагаю, ты держал язык за зубами, чтобы избавить нас от необходимости делать выбор. В особенности ? меня. Но ты весьма низкого мнения о воинствующей церкви.
Никогда прежде священник не видел, чтобы человек с такой покорностью воспринимал словесные оплеухи.
? Джон бы согласился с вами, ? промолвил наконец Николас. ? Вы мне поможете?
? А ты мне за это заплатишь? ? Годскалк улыбнулся. ? С этим ты еще не успел разобраться, не так ли? Что ж, за тобой будет должок, но сейчас самое важное ? это оружие.
Он пристально наблюдал за мальчиком; тот приходил в себя на удивление быстро.
? Да, по крайней мере, это начало, ? подтвердил бывший подмастерье. ? Оружие и доспехи, купленные у Луи Грутхусе. Они были на корабле Рибейрака, когда Саймон украл его у отца. Дориа ни словом не обмолвился об этом в Пизе и Генуе. Должно быть, надеялся продать их в Константинополе, но мы ему помешали. Затем он, скорее всего, рассчитывал по пути обменять их на… что-то еще. Но тут время сыграло против него. И он прибыл в Трапезунд, держа оружие про запас, чтобы при случае выторговать
