Загребе, Сплите и Дубровнике, другие действительно пережили ад артиллерийских обстрелов новых четников в Сараеве, кому-то удалось добраться до лагерей военнопленных в сербской зоне летом и осенью 1992 года, кто-то сопровождал конвои ООН, прорвавшиеся в феврале, после десятимесячной блокады, в Восточную Боснию, в области, где люди, чтобы выжить, становились каннибалами.
— Вы делаете свое дело, мы — свое, вот и все, — сказал он однажды чешской журналистке, с которой провел вечер в Дубровнике. Обоим предстояло уехать — ей в Прагу, ему — непонятно куда. — Конечно, но в чем ВАШЕ дело?
— В том, чтобы больше не пропадали такие люди, как Златко.
И он показал на Златко Вириановича, сербского журналиста из газеты «Ословоение», одного из тех демократически настроенных сербов, античетников, «боснийцев», которые воевали бок о бок с хорватами и мусульманами в окруженнои столице и повсюду в Боснии.
— Не порите чушь! — насмешливо воскликнула журналистка. — Я спрашиваю, чем именно вы занимаетесь, вот и отвечайте на поставленный вопрос.
Его слегка качало от выпитого, и скрытность сдала позиции под действием водки, как будто внезапно открылся какой-то клапан.
— Скажем так: мы — честные наемники, мы боремся за справедливость и свободу. Современный вариант средневековых рыцарей, братьев по…
Молодая чешка, потрясенно глядя на него, прошептала:
— Ой, только не говорите, что вы замешаны в этом деле…
— В каком именно?
— Не прикидывайтесь идиотом. (Ее очаровательный славянский акцент окончательно разрушил его оборону.) В этой организации, о которой говорят намеками во всех уголках посольства. Колонны «Колокола свободы». Я права?
Он улыбнулся, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.
— Нас горсточка, но скоро станет больше, мы распространимся, вирус. Скорее даже — антивирус, понимаете, ведь мы борцы с варварством и тоталитаризмом, сейчас — здесь, а потом и в других местах…
— Вы абсолютно ненормальные, — расхохоталась она. Музыка ее смеха, звонкого, как флейта, окончательно растопила лед, и он тоже рассмеялся.
— Да, мы психи. Мы думаем, что свобода и ложь — это вирус и вакцина, мы верим, что литература, биология и астрофизика — точное оружие, нацеленное на все, противное разуму, на тоталитарный бред, любой, все равно, какого цвета — коричневого или красного, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Боже, да вы совсем безумны, еще хуже, чем я думала…
И они снова расхохотались.
Тем вечером он почувствовал, что вполне мог бы заняться любовью с этой девушкой, но что-то неясное, темное, смутное остановило его в последний момент.
За два дня до их встречи подразделение Хьюго освободило мусульманскую деревню, которая многие месяцы оставалась в оккупации, и зрелище резни, предшествовавшей отступлению сербских националистов, все еще стояло перед его глазами. Рассказы о групповых изнасилованиях будоражили память, и он чувствовал, что должно пройти не мало нормальных, обычных дней, прежде чем занятия любовью перестанут вызывать у него кошмарные ассоциации.
Он расстался с девушкой на рассвете, после того, как сжег на пляже свой смокинг (как было предусмотрено по плану).
Хьюго вдруг понял, что воспоминания унесли его далеко от действительности бара «Атлантике», где он уже изложил в общих чертах свою легенду и получил тот же ответ, что и в предыдущем кафе. Почему все журналисты разыскивают Тревиса? Это из-за Грека? Никто ничего не знает.
Судя по всему, язык великого Шекспира не был совсем уж чужд бармену. Наверное, летом сюда часто заходят английские туристы.
Хьюго заказал вторую кружку.
— Вообще-то меня интересует его судно, — повторил он по-английски. — Больше, чем история с наркотиками, — поправился он, решив на сей раз действовать в другом направлении.
— Судно?
— Да, «Манта», судно, которое он строил с Греком…
— И тот тип, что был до вас, говорил то же самое. Невероятно, вы что, договорились?
— Какой тип, журналист?
— Ну да, из голландского журнала про парусники.
— А, это, наверное, мой коллега Рийкенс. Можете его описать? — В любом случае стоило попробовать.
— Ну… Довольно высокий, спортивный, где-то под метр восемьдесят… Лет сорок, темный, глаза светлые.
Отлично.
— Он вам назвал свое имя? Маловероятно, но вдруг этот тип назвал свое настоящее имя.
— Нет, просто сказал, что работает для голландского журнала.
— Да ладно, в любом случае по описанию не похож… Ну и что вы поведали моему конкуренту из Амстердама?
— То же, что вам — что мы ничего не знаем. В этом баре договориться оказалось труднее.
— Ладно… выпью-ка я третью кружечку… Он положил доллары на прилавок.
— Единственное, что мы знаем, Тревис иногда заходил сюда с Греком. — К бармену, словно по волшебству, вернулась память. — Они садились вон там и выпивали по кружке, а потом уходили. Куда, не знаю… Но Грек жил тут неподалеку, — может, к нему шли…
М-да, этот след недалеко уведет.
Хьюго пристально посмотрел на усатого толстяка. Спокойно, как будто предлагая войти в игру. Его рука по-прежнему лежала на маленькой пачке зеленых купюр.
— Вот еще что. Вашему коллеге я еще сказал, что Тревис встречался здесь с парнем из Тавиры, он работает на судостроительную компанию…
«Черт, — подумал Хьюго, — информатор Аниты…»
Он внимательно взглянул в глаза бармену и допил шестую за этот день кружку пива.
Почувствовав, что совершенно опьянел, вышел облегчиться на задний двор, потом взял последнюю кружку в знак благодарности, после чего вывалился наконец на улицу и пошел к машине, наслаждаясь прохладой, царившей на набережной.
Четверть часа спустя, более или менее протрезвев, он отправился искать почту, которую и нашел каким-то чудом, двигаясь на ватных ногах и чувствуя чудовищную усталость.
Он позвонил Аните в Аямонте. Как было условлено. Три звонка. Повесить трубку, набрать еще раз. Если все в порядке, она должна ответить после четвертого. Если не ответит, он должен мчаться туда на всех парах, держа наготове заряженные автомат и ружье.
Она сняла трубку.
Ее очередь подать сигнал.
— Это Анита, я слушаю.
Это означало, что все в порядке. Если бы она назвалась по фамилии — Ван Дайк, — это означало бы проблемы.
Можно было говорить.
— Это я, Хьюго. У меня небольшая проблема…
— Какого рода?
— Коммандос вышли на след Тавиры. Еще какой-то тип всех расспрашивал. Смешно, он придумал ту же легенду, что я, ну, почти ту же. В общем, надо бы предупредить вашего тамошнего свидетеля. Пусть не говорит ни с кем, кроме меня, ладно? Вам удалось с ним связаться?
— Да, как только вы уехали, я ему позвонила, но он мне ничего не сказал о других визитерах…
— Это нормально, думаю, он опережает меня на час, не больше. — Хьюго нервно взглянул на часы. — Я потерял какое-то время, Быстро звоните ему. Я представлюсь как Цукор. Никому другому пусть
