Обмениваясь светскими шуточками, мы выходим из кабинета. Пино, словно мерин, спит стоя у двери.
Часы на пожарной каланче показывают ровно три утра, когда мы останавливаемся перед виллой, где живет Консей, главный инженер завода.
— Такое впечатление, что в доме ни души,— замечает Пино.
— Сейчас я это проверю. Вы вдвоем остаетесь в машине. Если я через год и один день не выйду к вам, то только тогда поинтересуйтесь в морге, имеются ли там свободные места.
Рядом с калиткой гараж. Я без особого труда проникаю в него и сталкиваюсь нос в нос с капотом довольно редкой, но престижной у нас, маркой американского автомобиля. Двигатель еще теплый. Значит, владелец поставил автомобиль в гараж совсем недавно.
Довольный первым открытием, я через небольшую незапертую дверь из гаража попадаю во двор владения Консея. В два прыжка преодолеваю расстояние от гаража до крыльца; еще два прыжка, и я на нем. Дверь заперта на ключ.
Благодаря своему «сезаму» я довольно быстро оказываюсь в холле, освещенном луной. Осторожно поднимаюсь по деревянной лестнице на второй этаж, не в силах заставить не скрипеть ее ступеньки.
Решаю заглянуть в первую же комнату. Дверь открывается без ключа. Узким лучом фонарика исследую интерьер. Это спальня. Пустая кровать... Все понятно! Но поздно: меня шарахают по голове. Чем-то холодным... Чем-то стальным... Чем-то круглым...
Мне удается устоять на ногах. Как только иссякает поток искр из моих глаз, я пытаюсь медленно повернуться лицом к агрессору.
— Не двигайтесь! — приказывает он сухим голосом.
Владелец виллы вытаскивает из моего кармана пистолет,
потом пинком в зад толкает меня к креслу.
— Садитесь...
Я повинуюсь. Это позволяет мне наконец увидеть, с кем я имею честь общаться. Передо мною мужчина лет сорока, коренастый, невысокого роста, лысеющий. Он в брюках, а вместо пиджака на нем пижамная куртка, одетая поверх белой рубашки.
Взгляд его светлых глаз очень серьезный... Характер у него не мед...
Он подходит к телефонному аппарату, снимает трубку.
— Что вы собираетесь делать? — спрашиваю я.
— А что, по-вашему, я могу еще делать, если не звонить в полицию...
— Так сразу?
— Так сразу! Вы же не станете утверждать, что забрались в мой дом с пистолетом в кармане, чтобы предложить мне, например, пылесосы.
— Конечно же, месье Консей, не пылесосы, но кое-что более значимое и стоящее...
Я стараюсь говорить с легким итальянским акцентом, что у меня отменно получается.
Он кладет трубку и начинает рассматривать меня более пристально. Я выдерживаю взгляд его холодных глаз.
— Объясните!
Это уже что-то значит: рыбка начинает клевать, почуяв приманку.
Поскольку я не тороплюсь давать ему объяснения, он настаивает:
— Так что вы хотели бы мне продать?
— Молчание. В некоторых ситуациях эта субстанция становится на вес золота!
— Я не понимаю...
— Сейчас поймете... Меня зовут Диано...
Я начинаю сложную и очень опасную игру, надеясь на свой инстинкт и самообладание, стараясь казаться как можно естественнее.
— Диано,— шепчет он, не скрывая своего удивления.
— Взломщик секретных сейфов... Это я только что поработал на заводе «Вергаман»!
Замечаю, как начинает дрожать каждый мускул его лица.
— Я не понимаю, о чем вы хотите мне рассказать, и нужно ли мне знать об этом?
— Нужно, Консей, нужно! Это страшная история! Творца ее ждет суровое наказание! Слушайте... Когда два часа назад я открыл пустой сейф на заводе, мне стало плохо... Я почуял подвох... А немного позже этот подонок Грант, знакомый и тебе, решил пристрелить меня. Он подумал, что это удалось ему. Но, к счастью, я на какую-то долю секунды упал на землю раньше, чем просвистела над моей головой смерть... Но Грант просчитался: его не миновала пуля, к сожалению не моя, а оказавшегося рядом полицейского... Правда, накануне я получил от Гранта задаток. Деньги от него получил и сторож завода Бурже... А теперь самое главное... Я остерегался Гранта и поэтому нанял своего друга следить за ним. И ему удалось установить, что вы замешаны в воровстве секретных документов с заводского сейфа.
Рожа Консея перекашивается, сморщивается. Он начинает бледнеть и шумно дышать сквозь плотно стиснутые зубы.
Никогда мой розыгрыш еще не был таким результативным!
Он думает. Он еще думает! И мне кажется, что я присутствую на заседании военного совета. Он анализирует всю полученную от меня информацию, пытаясь тут же разработать стратегию своего поведения. Он взволнован, он в смятении. А это о многом говорит.
И я ему по-дружески советую:
— Самое лучшее, что вам бы следовало сделать, так это заплатить мне, Консей. Иначе я сообщу обо всем фликам, и вы окажетесь в дураках вместе с документами и макетом. Я вам даю, толковый совет, Консей!
И он принимает решение. Но не чек предлагает мне этот темнило, а пулю. Я успеваю броситься на ковер. Пуля лишь слегка портит мою прическу. Изо всех сил толкаю кровать, что отделяет нас друг от друга. Он теряет равновесие, но все-таки остается на ногах. Я вскакиваю с пола. Он стреляет снова: пуля дырявит полу моей куртки. Он уже начинает утомлять меня. Я перекатываюсь через кровать, хватаю его за руку и резко тяну на себя. Мы так сильно сталкиваемся лбами, что некоторое время видим друг друга во множественном числе в виде зажженных свеч... Я бью в живот, от чего Консей складывается вдвое. Я бью еще и еще, исполненный ярости, словно раненый зверь... Точку ставлю ударом в рожу. Консей валится на пол...
Я надеваю наручники и оставляю его в покое на несколько минут. Потом переношу на кровать. Он имеет еще право и на пару моих пощечин, как плату за художественную штопку моей куртки.
— Теперь все, ты можешь немного отдохнуть, парень... Но сначала посмотри вот это,— говорю я, показывая ему свое удостоверение.
Для него это еще один удар, и самый болезненный!
— Что, не ожидал такого поворота событий? Правда я сыграл свою роль превосходно?.. Сейчас следовало бы оформить твои показания...
Он молчит.
Снизу доносится гвалт, шум, грохот.
Это мои доблестные товарищи, привлеченные выстрелами, ломятся в открытую дверь.
— Ты не ошибся,— спрашивает меня Толстяк,— этот подонок действительно замешан в грязном деле?
Он отвешивает ему пинок, отчего месье Консей покрывается румянцем.
— Расшевели немного этого джентльмена, Берю, у него есть что рассказать нам.
— Если у него есть что рассказать, он обязательно расскажет,— уверяет меня Толстяк.
Пино считает, что мы справимся и вдвоем, поэтому присев на кровать рядом с хозяином, тут же засыпает. Не
Консей подавлен. Конечно, не просто осознать то, что жизнь изгажена своими собственными руками.
— Консей, вы вступили в сговор с агентом иностранной разведки, неким Грантом,— начинаю я со стандартной фразы.— Он заплатил вам приличную сумму, чтобы склонить вас работать на него, а именно:
