– А как вы встретились?
– В Испании, – ответила Эва. – Я как раз получила первое большое задание и, соответственно, комиссионные. – Она улыбнулась. – Это был сюжет о монахинях и женском монастыре. После роспуска религиозных орденов он превратился в артиллерийский арсенал, а потом из него решили сделать муниципальный музей.
– А я работал над очерком о последствиях введения военного положения в стране басков, – улыбаясь, сообщил Тео. – До самого закрытия кафе мы спорили о том, как следует поступить со зданиями, которые утратили свое предназначение. В те времена отношение партии к таким вещам было сугубо утилитарным – тебе бы это не понравилось, Криспин! – но Эва рассматривала проблему с точки зрения архитектуры.
– В общем-то, это несколько более трагично по сравнению с бывшим сельским поместьем, превратившимся в школу, – заметил Криспин.
– Вернувшись в Мадрид, я обнаружила, что мужчина, с которым я жила, переехал к другой женщине, – сообщила Эва и вновь наполнила бокалы вином. – Через два дня объявился Тео. Он предложил утешить меня.
– Похоже, ему это удалось, – обронил Криспин. Эва рассмеялась.
– По большей части. Мы поклялись любить друг друга до самой смерти, после чего выбрали страну, в которой могли жить вместе. Но время от времени мы ссоримся, и Тео улетает в Берлин или Гавану, где увивается за какой-нибудь симпатичной маленькой переводчицей. А я решаю съехать отсюда.
– Или журнал «Пари ревью» приглашает Эву в Нью-Йорк запечатлеть какую-нибудь литературную гранд-даму, которая только что опубликовала очередные мемуары о своих сексуальных похождениях с Хемингуэем. Все заканчивается тем, что они с Эвой оказываются в одной постели, и наступает
– Это был не Хемингуэй! – возразила Эва. – Это был Пикассо!
И все рассмеялись.
– Насколько я понимаю, в те дни вы не морочили себе голову соисканием всевозможных премий и наград, – предположил Криспин.
Я ровным счетом ничего не понимала, а потом вдруг до меня дошло, о чем они говорят. Во-первых, они не хранили верность друг другу – оба занимались сексом с другими и, похоже, ничего не имели против, даже шутили на эту тему. И во-вторых, Эва была одной из «этих» дамочек.
Я уставилась на нее. В комнате горели свечи, отчего глаза ее казались темными и блестящими, а зеленый шелк платья походил на воду, скрывающую в себе ее живость. Она была намного старше моей матери, но я легко могла представить себе, как мужчины сходят по ней с ума и как она добивается любви мужчины – Тео например. О да, я вполне могла представить себе это. Но как ее могли интересовать женщины? Как она вообще могла прикасаться к другой женщине?
– Есть две вещи, которые невозможно угадать в отношении нового мужчины, – заявила Эва. – Насколько он пьян и когда он собирается кончить. Что ты на это скажешь, Криспин?
– Да, – согласился тот, потягиваясь в кресле. – Для этого требуется узнать мужчину получше. Хотя в том, что касается степени его опьянения – или собственной, если на то пошло, – то есть один несомненный индикатор, а, Тео?
Тео улыбнулся и поднялся на ноги.
– Вероятно, ты прав. Криспин, прошу простить меня. По-моему, я должен проводить Анну домой.
– Разумеется, – воскликнул Криспин. Мне показалось, что он совсем не так пьян, как хочет казаться. Он встал, обошел столик, подошел, положил мне руку на плечо и поцеловал в щеку, точно так же, как раньше целовал Эву. – Спокойной ночи, Анна. Прошу вас, не стесняйтесь и обязательно заглядывайте ко мне в галерею, когда будете в наших краях в следующий раз. Я буду очень рад увидеть вас снова. И пожалуйста, дайте мне знать, если наткнетесь на что-либо интересное в тех письмах.
– Хорошо, – пообещала я.
– Анна, я так рада, что ты заглянула к нам сегодня вечером, – сказала Эва. – Завтра я улетаю в Мадрид, вернусь во вторник. Тео знает, что нужно сделать, если ты захочешь поработать. Тогда и увидимся.
Я попрощалась со всеми, и Тео проводил меня вниз.
– Я вполне дойду сама, честно, – обернулась я к нему.
– Я знаю. Но мне все равно хочется проводить тебя хотя бы немного. Кроме того, мы столько съели и выпили, что небольшая прогулка на свежем воздухе пойдет мне на пользу.
На улице было тепло, но к вечеру поднялся небольшой ветерок, и, ощущая его прохладное дыхание на своих щеках, я вдруг поняла, что мне очень жарко. Небо было ясным, особенно по сравнению с прошлыми ночами, но темнее деревьев, которые вздымались у нас над головами, отчего звезды то появлялись, то вновь пропадали за колышущейся густой листвой.
– Ты не обидишься, если я извинюсь перед тобой за наш сегодняшний разговор там, наверху? – спросил Тео мгновением позже. Под ногами у нас мягко шуршали сосновые иголки и трава.
– Нет. Я имею в виду, вам не за что извиняться. Я хочу сказать, что я не обиделась.
– Очень хорошо. Я боялся… В общем, честно говоря, глядя на тебя, нелегко все время помнить о том, что ты очень молода.
– Даже когда меня не обслужили в баре? Он рассмеялся.
– Это тебя все еще раздражает, не так ли?
– Вроде как. Немного. Хотя нет, наверное.
– Но сегодня ты явно чувствовала себя неловко.
– Я… это как раз то… я в этом не очень-то разбираюсь.