а матушка Гудер обвязала меня поясом, приподняв мои набухшие груди, лежащие на животе. Помню, какими холодными были ее руки.
Мэл выпустила мой подол. Должна была прийти очередная боль, но ничего не происходило, и внезапно я почувствовала такую усталость, что мне пришлось еще сильнее вцепиться в изголовье кровати, чтобы не упасть.
— Видите, что может сделать благословенная Маргарита? Теперь уже недолго, госпожа, — подбодрила меня матушка Гудер. — Ложитесь обратно в постель.
Спотыкаясь, я подошла к кровати и попыталась сесть, но меня швырнуло на четвереньки. Боль завладела мной и сжала так сильно, что мое чрево, казалось, вот-вот взорвется.
Остальные звали меня, молились, велели толкать, стараться, и я сделала это один раз, потом еще раз — а боль была бесконечной, такой же сильной, как раньше, — потом толкнула еще раз, и еще… До тех пор, пока боль не стала вырывать из меня крики — режущая, разрывающая мое лоно боль, и мне ничего больше не осталось, кроме боли, кроме воя… А потом заскользило что-то горячее, скользкое, и я рухнула на живот в луже крови и дерьма и услышала крики, которые раньше не раздавались, — негромкие, не мои.
Я лежала с Томасом у груди, когда услышала крик у ворот, топот лошадей и шарканье ног горстки усталых людей во дворе.
Матушка Гудер запретила мне вставать с постели до десятого дня, но я попыталась сесть, не потревожив Тома. Он начал хныкать, и, покачивая его, чтобы успокоить, я увидела внутри пеленок маленькие дергающиеся кулачки.
— Иза! Иза! — Маргарита поднималась по лестнице, ведущей из зала. — Это Джон, он дома!
По его походке я могла сказать, как сильно он устал. Он стоял в дверях в свободно зашнурованном панцире, под которым виднелся кожаный камзол, потемневший от пота.
— Йорк победил. Сомерсет мертв. Его величество король ранен, но не смертельно. Его забрали в Лондон.
— Что? О, всемогущий Иисус! Да защитит Господь короля Генриха. Да упокоит Господь души погибших.
Я села и вынула руки из-под головы Тома, чтобы перекреститься. Я сделала это так резко, что твердые, жадные десны ребенка выкрутили мой сосок и я чуть не закричала.
— Я возьму его, Иза, — сказала, выйдя вперед, Маргарита.
— Нет, он еще не наелся.
Я снова поднесла грудь ко рту малыша и, как всегда, поневоле поджала пальцы на ногах и стиснула руки, когда он вцепился в сосок.
Темное лицо Джона застыло от усталости и горечи поражения, но он все-таки улыбнулся.
— Мне сказали, что у меня сын.
— Да, — ответила я. — Маргарита, пожалуйста, спустись вниз и присмотри за тем, чтобы людей накормили и напоили и позаботились обо всем, что им нужно.
Маргарита вышла с таким видом, словно предпочла бы остаться.
Томас усердно сосал, а потом внезапно уснул, все еще приоткрыв ротик, его головка свесилась на мою руку. Я натянула рубашку на грудь, чтобы прикрыться.
Джон наконец-то прошел вперед и сел на край кровати, а потом наклонился, чтобы меня поцеловать.
— С ним все в порядке? С моим сыном?
— Спасибо Господу — да. Мэл говорит, он хороший, крепкий парнишка. Мы… я… думаю назвать его в честь святого Томаса Бекета. Но он еще не окрещен. Это назначено на завтра. Мы не… мы не думали, что следует ожидать твоего возращения. Но если тебе не нравится имя…
— Нет, Томас — хорошее имя. Томас Грэй. Со временем — сэр Томас Грэй, да будет на то Божья воля, и лорд Феррарс Астли и Гроуби, в конце концов. Это хорошо. Как ты себя чувствуешь?
— Да, я молюсь об этом. И чувствую себя неплохо.
Он кивнул, но молчал так долго, что я начала испытывать страх.
— Муж, что с королем? Он все еще в здравом уме?
— Не знаю, — покачал Джон головой, как бык, которого беспокоит муха. — Но раз такое случилось… Кто знает, что последует за этим? Йорк отправил его под эскортом обратно в Лондон, вот все, что нам известно.
Он протянул руку и прикоснулся к щеке Томаса.
— Мой сын. Это хорошо.
Не просыпаясь, Томас повернул головку так, что его губы прикоснулись к широкому пальцу Джона, словно поцеловав. Ребенок тихо засопел.
— Йорк и герцог Уорик схватили его величество короля, — продолжал Джон. Он не только снова объяснял мне, но и повторял эти слова, чтобы заставить себя самого поверить в случившееся. — Его светлость Сомерсет мертв, погибли и многие другие.
— Господь да упокоит их души, — отозвалась я. — И да хранят Небеса живых. Но как это произошло?
— Мы поехали на юг от Графтона и нашли короля в Сент-Олбансе — он защищал дорогу на Лондон. С ними были лишь его советники, а Йорк был всего в полумиле или около того к востоку. Йорк предложил подчиниться королю в обмен на то, чтобы Сомерсет сдался, потому что сторонники Йорка утверждали, что во всем виноват Сомерсет. Но когда Сомерсет отказался, они напали. Его величество король отдал приказ щадить простых людей, но не щадить знатных.
Слова моего мужа были тяжелыми, как стук копыт. Он говорил все быстрей, будто снова слышал звуки труб и барабанов, сопровождающие атаку.
— Такие люди, как мы, закалились во Франции и на границах с Шотландией, и бойцы Уорика не смогли ни прорвать наши ряды, ни зайти с фланга. Наши стояли, как скала, но врагов было слишком много. Потом лучники Уорика прошли мимо Чекерс-Инн. Приближаясь, они сломали наш фронт, и мы сражались на главной улице. Под конец мы удерживали только гостиницу «Замок» — ты помнишь ее?
Я кивнула.
Мы часто обедали в этой гостинице по дороге из Графтона: улица за дверями кишела повозками, вереницами мулов и путешественников и всем, что только двигалось по дороге на Лондон.
Джон говорил, сощурив глаза, словно все еще ожидал следующей атаки и подсчитывал, сколько человек сможет собрать, чтобы сражаться.
— Это была неплохая позиция, но к тому времени у нас даже некому было держать королевский штандарт. Я нашел его в сточной канаве и прислонил к стене гостиницы. Стрела задела шею короля — рана была несерьезной, но все-таки и он побежал в укрытие. Под конец его светлость Сомерсет двинулся вперед, потому что среди нас не осталось не раненных людей, и был убит, хотя сам сразил четверых, прежде чем пасть. Он был великим человеком. А многих взяли в плен. Было провозглашено, что король — не пленник, но что его верный и преданный кузен Йорк просто спас его от Сомерсета и остальных злых советников.
— И это называется верностью! Но вы не ранены? И ваш отец? И ваши люди?
— Все мы целы. Джозефа Картера из Графтон-Милла стрела задела за бедро — всего лишь царапина.
— Это хорошо, он так недавно женился, и жена его ждет ребенка. Мне бы не хотелось думать о ней как о вдове.
— Такое вряд ли бы произошло. Лучники Уорика стреляли в лордов, находившихся рядом с королем, не в простых людей, и хорошо знали свое дело. Нам не грозила большая опасность.
— Мы должны послать весть моему отцу.
— Да, хотя таких посланий в Кале будет отправлено множество. А поскольку Сомерсет мертв, а Йорк распоряжается королем в Лондоне, ваш отец должен вскоре перестать командовать гарнизоном Кале. Йорк захочет, чтобы Кале и его гарнизон находились в руках его родственника. Он, без сомнения, отдаст гарнизон Уорику, — сказал Джон, встав и потянувшись, а потом неожиданно вздрогнув. — Я должен поесть, помыться и поспать. Кто знает, что случится потом? Его величество король — не такой человек, чтобы самостоятельно
