учителя использовали это как метафору. Все на страже, как перед вторым пришествием!
Музыка заглушила его последние слова, и он почувствовал, как сон приятными волнами накатывает на его сознание.
Разные говоры накладывались один на другой, смешивались, придавая празднику великолепный варварский оттенок. Можно было без труда представить всю беседу, даже не понимая ни одного слова.
Кто этот ваш приятель, вон там? Он случайно не людоед?
Еще какой!
Неплохо выглядит.
Да, все за счет друзей. У него полны карманы смертей.
Вот я и вижу: как будто бы знакомое лицо.
В автомобиль принца набилось множество цыганят — они упросили прокатить их, и их повезли по мосту и по обсаженным деревьями дорогам, что были в пестрых пятнах яростного света. Мощный мотор ровно урчал, урчание было мягким, как шерсть слона. Мотор, посланник из мира презренного металла,
— Все уже здесь, а влюбленных и Смиргела нет, — волновался префект, так как был намерен начать свою отрепетированную речь задолго до отправки в пещеру.
— Придут, — успокоил его Феликс.
Надо сказать, они действительно были уже недалеко. Влюбленные решили ехать с побережья верхом и в сумерках были в Ремулене, после чего извилистые дороги потихоньку привели их к мосту. Время от времени они видели призрачный свет между деревьями, а вскоре их уже приветствовали звуки мандолин. Появились они, будто зачарованные всадники, рука об руку. Они решили расстаться на некоторое время, вероятно, на несколько месяцев, чтобы дать себе возможность сконцентрироваться на книге, которую он давно задумал. Однако это нельзя было сделать без встречи с Сатклиффом, который снова впал в неодолимое уныние — он был в отчаянии из-за недоступности Сабины. Пока беглецы кружили по темным дорогам, он изложил ей свои планы и спросил, не станет ли она возражать.
Но Констанс пылко его поддержала, ведь
— Отлично, — в конце концов произнес он, — но при условии, что вы не будете писать так, словно вытряхнули сотню мусорных ящиков. Однако сначала нужно взглянуть на сокровище, вы согласны? Утешиться перед тем, как погрузиться в холод и сырость нашего родного острова — варварского места с двумя племенами.
Принц прояснил аллюзию:
— Сначала вам трудно полюбить местных жителей. Потом понимаешь, что они делятся на два вида, на британцев и англичан. Первые — наследники Кальвина, вторые — Руперта Брука![168] Поэты и Идеалисты против Протестантских Лавочников. Отсюда как бы двойственные речи, раздвоенность, это так часто раздражает. Все же, в страшной войне, через которую мы прошли, Галифакс,[169] не следует забывать, был заодно с Гитлером: а Черчилль — против. Англия одержала верх над Британией!
Эта тема была одной из самых его любимых и как нельзя лучше удовлетворяла типично египетский темперамент принца. Хорошо теперь рассуждать!
Последние из приглашенных — Смиргел и Катрфаж — приехали в старомодной двуколке, запряженной престарелой лошадью. Оба выглядели, скажем так, оцепенело-торжествующими. Немец привез обещанную карту австрийских саперов, без которой было невозможно даже приблизиться к сокровищу. Однако перед знаменательным вторжением внутрь прозвучали пламенные предостережения, — префект получил, наконец, возможность сказать нечто риторическое, умоляя с должной осторожностью и уважением отнестись к святой — если таковую удастся обнаружить. Время от времени его голос заглушали стоны мандолин. Но вот оно наступило, это великое мгновение. Кейд как раз выпустил изо рта дым сигареты и щелкнул аппаратом, сверкнув вспышкой — возникла полная иллюзия, что это молния сверкнула между деревьями. Еще при нем была целая связка лотерейных билетов, которую он пристроил наискосок через плечо, как патронташ. Это была идея Смиргела.
— Неплохо бы проконтролировать, кто зайдет внутрь. Цыгане такие разбойники, что их страшно впускать. Но если дать каждому по билету, то потом можно будет их сосчитать, если случится что-то непредвиденное.
Заранее были приготовлены факелы и китайские фонарики… Оставалось выработать некий порядок. Понемногу ласкающие слух официально-округлые французские фразы иссякли.
— Итак, дети мои… — Префект не смог отказать себе в отеческом обращении. — Итак, преисполнившись смирения, мы сейчас отправимся на поиски нашей святой, ибо она одна защитит нас, живущих на этой земле. Ура, Сара!
Слова «Ура, Сара» прозвучали словно ружейный выстрел, после чего долго-долго рвалась ввысь музыка в победном арпеджио, тогда как отдельные голоса продолжали свирепо рявкать, обращаясь к тени святой:
— Ура, Сара! Ура, Сара!
И тут над акведуком зашипел и затрещал фейерверк — венцы и глобусы из вращающихся сгустков света в темно-синем небе. Музыка стихла, и берущий за душу женский голос запел любовную песню, народную андалузскую песню с этим невероятным и непредсказуемым — перистальтическим — ритмом, сбивчивым, словно дыхание в момент оргазма. Сатклифф мрачно произнес:
— Секс — кладовая животного начала в человеке.
И его двойник отозвался на это:
— Да. Или роковой источник силы. Мы могли бы много чего совершить с его помощью, если бы знали тайный шифр!
Принц, которому уже было известно о смертельной болезни принцессы и который улетал на рассвете в Каир, думал совсем о другом — о смертном грехе, о том, что болезнь физической оболочки — пародия на этот грех! Он ясно видел будущее, где была ее смерть, яснее любой цыганской гадалки. Видел, как в годовщину ее ухода телефон задохнется от удушья в чайных розах — белых и алых розах. Чтобы никто не донимал утешениями и не заверял в поддержке и любви.
— Как вы думаете, — спросил Обри, — когда мы расстанемся, то будем переписываться?
— Конечно, — ответил Сатклифф. — Нам нельзя забывать о будущем собрании наших писем — об обмене иероглифами двух клинописных персонажей, как вам это? Переписка на мандаринском наречии?[170]
Процессия приняла более или менее сообразную форму. Впереди в королевском «даймлере» ехали принц и префект, за ними следовал служебный лимузин, потом другие автомобили и множество кибиток. Во главе процессии шла великолепная в своей красе певица-цыганка, а за ней еле-еле ползли, в такт ее шагу, автомобили. Так они одолели четверть мили до входа в пещеру — до устрашающей ограды и надписей «ОПАСНО», огромными буквами, и на каждом шагу. Тут Кейд занял свою боевую позицию, чтобы каждому вручить лотерейный билет, прежде чем пропустить за ограду. Первая пещера была просторной, почти с кафедральный собор, но она быстро заполнилась. Пора было идти во внутренние коридоры под предводительством Смиргела и Катрфажа. Влюбленные вздрогнули, полные дурного предчувствия, и Блэнфорд подумал, что эту сцену следовало бы описать такими словами: «В это мгновение реальность устремилась на подмогу вымыслу, и начало происходить нечто совершенно непредсказуемое!»
LAWRENCE DURRELL
THE AVIGNON QUINTET
QUINX OR THE RIPPER’S TALE
