латных перчатках и воротниками из железных пластин, расходящихся вроде веера. Тела великанов покрывали живописные татуировки в виде извивающихся чудищ. Некоторые мужчины носили полосатые косынки с концами, свисающими до плеч, головы других венчали высокие крылатые шлемы.
— Ребята из Намарры, — пояснил Сианад. — Злодеи и преступники, как пить дать.
Вскоре повозка миновала бедную часть города. Менялась архитектура, менялись и люди. Кузнецы, котельщики, ткачи, дубильщики, плотники и сапожники уступили хозяевам постоялых дворов, торговцам рыбой и фруктами, а тех потеснили ювелиры, продавцы пряностей и дорогих тканей. Цветистые шелка и атлас раздувались на ветру и снова опадали, как будто бриз развлекался, перебрасывая знойную радугу с ладони на ладонь. Вдоль дороги тянулись ряды развесистых старцев-эвкалиптов, щедро усеянных бархатистыми алыми цветами.
Пешеходы попадались на глаза все реже, экипажи — все чаще. Мимо проехал маг в белоснежных одеждах и остроконечной шляпе. По улице прогуливался странствующий менестрель; за спиной у него качалась лютня, в правое плечо вцепился тонкими пальцами капуцин. Бряцая шпорами и оружием, прогрохотала по мостовой свита какого-то важного господина — группа высокомерно держащихся всадников в кольчугах и пышных рыцарских плащах. Щегольски одетые прохожие проворно попятились, дабы конские копыта не забрызгали грязью их пестрые платья по колено и длиннополые плащи с восьмидюймовыми разрезами по краям. Крикливо разукрашенные капюшоны мужчин были до смешного вытянуты и заужены, так что их концы приходилось перекидывать через плечо, где они и болтались подобно уснувшим змеям.
Из повозки вышла юная леди в длинном платье, грациозно облегающем талию; нижние рукава девушки украшали ряды крохотных блестящих пуговок от локтя до запястья, с верхних рукавов свисали пушистые перья; гладкокрашеную ткань платья обвивали широкие ленты узорчатой вышивки. Дамы постарше одевались почти так же, как и молодежь, только на головах вместо басок и вуалей они носили сияющие туманности: вытянутые закругленные футляры из проволоки, прикрывающие лоб и опускающиеся к подбородку по обе стороны от лица; через особые отверстия по бокам струились волосы, концы которых опутывали специальные сеточки. Чаще всего локоны были черными, иногда — каштановыми.
Навстречу проехала отборная упряжка; из окна повозки печально смотрела вдова в траурной маске из черного шелка. Мимо прошел мужчина, на локте которого капризно повисла жеманная леди, хныча и беспрестанно нюхая серебристый ароматический шарик — средство против заразы…
Вдруг словно молния ударила Имриен. С отчаянно бьющимся сердцем она рванула задвижку дверцы и, когда та не поддалась, начала бешено трясти ее. Огромная ладонь Сианада легла на щеколду, не давая ей открыться.
— Эй, потише… Кучер, стой! Что с тобой,
Имриен схватила в горсть свои локоны и затрясла ими перед лицом друга.
«Золото. Леди с золотыми волосами».
Эрт выглянул наружу, проводил взглядом богатую девицу с льющимися по спине пышными кудрями цвета бархатцев.
— А, ну да, золото. Но не талифское, если ты об этом. Приглядись повнимательнее: у корней локоны совсем другого оттенка. Нынче модно красить волосы в желтый и черный цвета, примазываться к талифам или феоркайндцам. Но уж точно не в рыжий: эртов они считают ниже себя,
Расстроенная Имриен откинулась на спинку сиденья и отвернулась от окна. Повозка тронулась дальше. Очутившись в самой роскошной части города, кучер остановил лошадь у высокой стены с бронзовыми воротами, на стойках которых пригнулись, будто готовясь к прыжку, обсидиановые шакалы. Сианад немного пообщался со стражниками, после чего одна створка ворот распахнулась, пропуская посетителей.
Широкую мощеную дорогу окаймляли стройные кипарисы и колонны, обвитые драконами из яшмы и увенчанные все теми же оскаленными шакалами. И вот наконец путники достигли парадной лестницы. Перед ними возвышался дворец великого мага.
Дворецкий провел эрта и девушку по долгой галерее чертогов с высокими сводами, отражающими звуки шагов. Мраморные двери были отполированы до зеркального блеска. Кругом стояли стражники Коргута в черно-белых ливреях.
— К чему порядочному человеку столько охраны? — хмурился Сианад, на дух не выносящий представителей верховной власти.
За массивным столом из черного дерева восседал пожилой писец или секретарь. Он потребовал деньги за лечение вперед и принялся строчить что-то в пухлой книге для записей. Перо скребло по бумаге, будто настырная мышь тайком подтачивала своды дворца. Закончив, секретарь просушил написанное порошком из чеканной медной коробочки с куполообразной заостренной крышкой.
Ботинки Сианада беспокойно переступали по идеально отполированному полу.
— А вы ждите здесь. — Писец не глядя указал пером на стул, закапав чернилами свой рукав и поверхность стола. — Несравненный принимает посетителей только наедине.
Эрт попытался возразить.
— Наедине! — неумолимо повторил секретарь и уставился прямо на эрта. Набрякшие веки старичка моргнули. Всего один раз.
Мужчина присел, кипя от злости.
«Удачи!» — пожелал Сианад на языке немых, к вящему неудовольствию строгого писца.
«Спасибо», — отвечала Имриен, уходя прочь. За дверью служанка предложила ей присесть.
— Тебе несказанно повезло с богатым дядей, дорогуша, — неодобрительно произнесла девица и чопорно поджала губы. — Встретишься с самым очаровательным господином и мудрейшим из магов во всей Айе!
Имриен подняла лицо. Служанка вздрогнула и передернулась от отвращения. Глаза ее засуетились, как два испуганных таракана.
— Несравненный, как всегда, ужасно занят, — заявила она, отодвигаясь. — Посетители толпами ломятся, чтобы только взглянуть на величайшего мага. Будешь здесь ожидать, пока он не выкроит для тебя время. Смотри, веди себя прилично и достойно, раз уж попала в число избранных им счастливчиков.
Имриен сидела как можно приличнее и достойнее. Потянулось время ожидания. Но вот дверь распахнулась, и другая служанка пригласила посетительницу войти.
Полутемные чертоги обворожительного мага отличались от тесной приемной Этлин, как ночь ото дня. В пунцовой дымке очерчивались контуры медных пробирок, реторт и пузатых стеклянных емкостей, в которых булькали и дымились окрашенные жидкости. Из-под жаровен таинственно щурились красноглазые огоньки. Ровными рядами вырисовывались прозрачные банки: в них плавали заспиртованные глазные яблоки, зародыши, птичьи сердечки и прочие органы всевозможных существ. С крюка над синевато-багровым блюдом свисала связка лисьих черепов. В углу расположился полный лошадиный скелет, искусно скрепленный при помощи медных заклепок. Раскрытые шкатулки из полированного дерева с бархатными подкладками демонстрировали сверкающие скальпели, иглы и ланцеты. На вытертых полках в безупречном порядке стояли чаши для спускания крови, инструменты для прижигания, множество стеклянных пузырьков с руническими надписями на этикетках и круглых сосудов, заткнутых пробками.
Часть стен покрывали зеркала, другую часть занавешивали гобелены с изображением магических символов, рунических букв, звезд, лун и полумесяцев. На гигантском столе из дуба лежал распахнутый посередине старинный том. Между страниц выглядывала затейливо вышитая закладка с позолоченными кистями. На темных полках громоздились толстые рукописи в кожаных переплетах и резных серебряных окладах, напоминающих изящное кружево, а также пергаментные свитки, перевязанные пурпурными ленточками. Застекленный шкаф заключал в себе чучела змей и ящериц, взирающих на мир драгоценными камнями вместо глаз.
Имриен почудилось, что она попала в зловещую пещеру чудовища, заполненную мертвыми или неодушевленными вещами, но самое страшное — эти вещи будто хранили способность к искусственной жизни. В любой момент они готовы были рвать, раздирать, колоть, пронзать и разрезать на кусочки того,
