— Открыть ворота! — велел Эрроусмит.
— О да, о да, — раздалось брюзгливое ворчание по ту сторону ограды. — Откройте ворота, чтобы Эрроусмит мог выйти на луга и посостязаться в косьбе с Финодири. И тростник, и сорняки — все скосим до самой земли.
Ворота распахнулись. Финодири, ухмыляясь, ждал в проеме.
— Сейчас не надо ничего ни косить, ни жать, — промолвил Эрроусмит.
— А как же поле с ячменем? — гримасничая, осведомился овинный.
— Там только-только проросли всходы.
— Лучше поспешить, чем опоздать, — нагло заявил Финодири, явно решив оставить последнее слово за собой.
Эрроусмит шагнул вперед и протянул ему сверток.
— Возьми эту одежду, Финодири. Ты давно уже трудишься для Апплтон-Торна. Вот твоя награда.
На лице Финодири застыли изумление и ужас. Бережно, почти боязливо он принял сверток и, развернув его, принялся перебирать вещи, называя каждую и поднимая над головой.
— Шапка на голову, — причитал он. — Увы, увы, бедная моя головушка! Камзол прикрыть спину. Увы, бедная моя спина! Штаны для зада — бедный, бедный мой зад! Если это все твое, Ишкилиату уже твоим не быть!
Окончив причитать, древний дух деревни скинул с себя старое тряпье и натянул новую одежду, а потом повернулся и побрел через лес, напевая на ходу:
Он уже скрылся из виду, а ветер все еще доносил простой напев:
Финодири никогда больше не возвращался к Заливу Серого Стекла. Гвардия Эрроусмита разошлась по домам, сняла кольчуги, отложила оружие. С восходом солнца селян ожидала тяжелая работа — и некому было уже облегчить им это бремя.
Тем, кто живет землей, приходится нелегко.
Тахгил, Бетони и Соррель еще не ложились спать, когда Эрроусмит прихромал к конюшне и бросился на душистое сено, чтобы отдохнуть до утра. Девушки отошли от окна.
— Вы погостите у нас до Взвешивания Господина Сотен и Схватки за Пирог с Зайчатиной, что будет в следующем месяце? — спросила Бетони. — Не желаете ли остаться и поселиться с нами?
Тахгил покачала головой.
— Господин Сотен и Глава Деревни всегда был одним из Эрроусмитов, — сказала Соррель. — Это не наследственный титул, глава избирается тайным голосованием. Апплтон-Торн процветал под управлением и заботой наших предков. И даже сам Благородный Торн процветал — он живет несравненно дольше любого другого дерева. Говорят, если Эрроусмиты когда-нибудь покинут деревню, удача тоже покинет ее, а Благородный Торн увянет.
— Наверняка это просто глупое суеверие.
— А еще в деревне поговаривают, будто бы вы околдовали нашего брата, — заметила Бетони. — И правда, до встречи с вами он был куда веселее и беззаботнее.
— Едва ли это моя вина.
— Пожелай он только, он был бы давно женат. Любая девушка мечтает выйти за сына морской девы. Видали вы, как он плавает в заливе, быстрый и гибкий, точно тюлень? Никто не ныряет так глубоко и так долго, как он. Никто не может заплыть так далеко — за пределы залива, туда, где резвятся тюлени.
— Он наделен особой силой, — продолжала Соррель. — И знает тайное Слово. Мать научила его, но она не была нашей матерью — наш отец был женат дважды. Иногда по ночам Гэлан стоит у окна и слушает, как вода плещет и перешептывается в заливе.
Открытое море тянет его, но он говорил, что останется, если возьмет в жены деву земли. Иначе суше не удержать его. Ничто здесь не радует его, и не потому, что он так уж придирчив, — просто, будучи иной крови, чем мы, он и ищет в жене иные качества, чем большинство здешних мужчин.
— Ужели вы пытаетесь перевалить ответственность за судьбу деревни на мои плечи? — сердито вскричала Тахгил. — Я никогда не выказывала ему ни тени любви. Я не играю мужскими сердцами!
— Вы же оставили себе веточку орешника…
— А это должно что-то значить? Я не разбираюсь в ваших обычаях! Вот она, возьмите!
Сестры глядели на гостью со скорбью во взоре.
— Прошу вас, не осуждайте меня, — промолвила Тахгил. — Я приведу вам три причины, по которым не могу стать женой вашего брата. И первая такова: как доказывает жизненный опыт и многочисленные предания старины, любой союз между смертными и бессмертными обречен окончиться трагедией. Где сейчас бессмертная мать вашего брата? И где ваш смертный отец? Не ошибусь, предположив, что она плавает далеко в холодном океане, а он лежит под холодным камнем.
— Да, но ведь тут возникает другой вопрос. Бежит ли в жилах нашего брата кровь морского народа или обычных людей? Смертен он или нет? Но продолжайте, коли уж решили высказаться начистоту.
— Вторая причина в том, что мое сердце уже не принадлежит мне. Я люблю другого мужчину и буду любить его до конца жизни. Смотрите, вот кольцо, которое он дал мне. И третья: пусть даже сердце мое оставалось бы свободным, я все равно не вышла бы за Гэлана, ибо между нами нет настоящей любви. Я уважаю его и восхищаюсь им, а он, верно, считает меня красивой — вот и все.
Соррель вертела в руках изогнутую палочку.
— Тогда уезжайте.
— Сегодня же.
Соррель швырнула палочку в огонь, и та вспыхнула золотистым пламенем, точно короткая и яркая весна.
Тахгил, Вивиана и Кейтри выехали из Восточных ворот в сопровождении Эрроусмита. Сестры молодого главы деревни и большинство селян следовали чуть в отдалении, кто верхом, а кто и на своих двоих. Подруги неспешно ехали мимо ячменного поля, мимо лужков, где когда-то мелькал серп Финодори, огибали заросшие камышом овражки и долинку, где он некогда отсиживался ясным днем. Копыта коней поднимали тучи брызг на броду Травяного ручья, звонко цокали по каменному мостику у мельницы, что молола утесник. Процессия двигалась широкой равниной, и вот наконец справа загрохотали воды залива, в лицо ударил соленый ветер. Серые волны вздымались и опадали, точно разрезвившиеся киты, серое небо было прошито белоснежными стежками чаячьих крыльев.
На северных границах общинных земель Апплтон-Торна три странницы и Эрроусмит попрощались со своими провожающими. Ибо деревенский голова поклялся, что поскачет с гостьями издалека и будет охранять их, покуда не передаст целыми и невредимыми в руки друзей. Никакие уговоры не могли заставить его изменить решение. Сестры в слезах повисли у него на шее. Селяне вскидывали руки, салютуя ему, селянки приседали в глубоких почтительных реверансах. Можно было подумать, они теряют своего предводителя навсегда.
Простившись с жителями деревни, три барышни и их защитник направили коней к северу. Вслед им неслись голоса — басы, альты, тенора и сопрано выводили протяжную песню:
