естественно, он на месте своего начальства поступил бы точно также. Но он не хотел умирать, и это тоже было естественно.
— Вася, мы не можем бесконечно тянуть и нарочно не брать их, — сказал он, — нами и так уже недовольны… Нас отзовут — и все… Ведь мы уже и так знаем слишком.
— Не в этом дело, — сказал Дантес, — много мы знаем или нет. Это просто такой физический закон: ты берешь, берешь, потом, когда наберешь сколько нужно, берут тебя. Толя, у нас один выход…
Геккерн понял какой. Опять они во всем понимали друг друга, это было хорошо. Нужно бежать — не на Запад, конечно, а на Восток, — там они смогут лечь на дно, они профессионалы, чистильщики не найдут их.
Однако побег был бы спасением для Дантеса, но не для Геккерна, у которого в Москве осталась семья. Семью дезертира не бросят на произвол судьбы, о ней — позаботятся. Геккерн не мог этого допустить. Он также не мог допустить, чтобы Спортсмен и Профессор нашли
— Ты уходи, — сказал он Дантесу. Он произнес это совершенно спокойно. Он великолепно владел собою.
— А ты?
— Я возьму Спортсмена и Профессора, я возьму рукопись и уйду на Восток с ней. Потом оттуда буду торговаться с нашими. Это трудно, но возможно. Я спасу свою семью, наши получат рукопись и спасут Россию. В итоге все останутся довольны. И в эмиграции совесть моя останется чистой.
— А я?
— А ты уходи…
— Нет, — сказал Дантес, — мы вместе возьмем их и рукопись. Потом мы уйдем вместе. Вдвоем проще. И у меня тоже есть совесть…
Теперь самообладание изменило Геккерну. Он закрыл лицо руками. Вдвоем было, может, и проще, но стократ опаснее. Он никак не ожидал, что Дантес не захочет бросить его, даже не надеялся.
Решение, которое приняли агенты, не так уж много меняло для них, они продолжали работать во имя спасения России, только немного более кружным путем. Для Саши с Левой это решение не меняло вообще ничего, они подлежат ликвидации в любом случае.
VII
Еще трое суток Саша и Лева жили в доме Мельника, носили ему на речку еду и пытались его образумить, но ничего у них не вышло. Перед ними была дилемма: ждать здесь, пока он (может быть!) очухается, или уехать и через несколько недель вернуться. Горюхинцы не смотрели на них косо и были умеренно приветливы, но деньги расходовались попусту, а рабочие руки в Горюхине никому не были нужны. Беглецы выбрали второй вариант. Они решили поехать снова в Ненарадово, к мутетеле, и заработать еще денег. Они не могли забрать у Мельника обратно те деньги, что заплатили авансом за работу, потому что предусмотрительный старик в тот же день положил их на сберкнижку, и они не были уверены, что он вспомнит их, когда придет в себя, и вспомнит, что получал аванс, и не потребует платить по новой. Они сложили свои вещи, забрали с собой неоконченную работу Мельника, чтоб она никому не попалась на глаза и чтоб старик не выбросил ее в припадке сумасшествия, и зашли перед отъездом на речку, чтобы попрощаться.
— Дедушка, вот, покушайте. — Они принесли ему столовские беляши с мясом и картошкой, пакетик чипсов и бутылку газированной воды. — Мы уезжаем, но скоро вернемся.
— Моя смерть ездит в черной машине. С голубым огоньком… Думаете, он ворон?
— Кто?!
— Он добычи не дождется. Глазки что пуговички. А ворон-то с воронятами уж близко кружат.
— Дедушка…
— Алены Матвеевны зятья, вижу, вижу признал. Хорошая женщина. Алена Матвеевна в Твери учительницей.
Саша и Лева положили узелок с едой на траву и пошли прочь. На душе у них было муторно. Но они подбадривали себя тем, что с Мельником случалось подобное и раньше, а потом он приходил в себя и был рассудителен и ловок. Исполнение их заветного желания откладывалось на месяц, только и всего. Мерзко,