светло-коричневый пес. Пока его хозяйка успела овладеть собой, он с рычанием бросился на незнакомого.
Все же Майя успела перехватить его.
— Подождите, господин Андрей!.. Самум, ложись?
Собака не подчинилась. Она рвалась, рычала, захлебываясь, и Майя едва удерживала ее.
Конечно, проще всего было бы выйти и закрыть за собой дверь. Но Андрею в грудь ударила горячая волна. Он ощутил в себе тот азарт, то неистовое упрямство и чувство уверенности в своих силах, с которыми когда-то ходил на медведя вооруженный только рогатиной и ножом.
— Ложись! — Андрей протянул вперед указательный палец и уверенно пошел на пса. — Ложись!
Собака еще больше разъярилась: как может чужак не только не убегать, а еще и приказывать! Или он не слышит предупреждающего рычания?! Или он не видит желтых клыков, которые могут впиться ему в горло?!
— Ложись! — тише, но еще увереннее сказал Андрей, и его приказ слился с резким окриком Майи: — Ложись, Самум!
И пес, не переставая рычать, медленно лег. Он свирепо поглядывал на Лаптева, готовый сразу же вскочить с места, и тогда его уже невозможно было бы остановить.
— Лежи!.. — Андрей подошел совсем близко и спокойно посмотрел в суровые карие глаза животного.
Собака встретила его взгляд, не моргая и не отворачивая головы. Самум начал успокаиваться, словно понимая, что сопротивление излишне и его самоотверженная защита на этот раз хозяйке не нужна.
Но такого нейтралитета для Андрея Лаптева было недостаточно. Он сделал еще полшага вперед и неожиданно резко скомандовал:
— Встань!
Собака вскочила, будто подброшенная сильной рукой. Она, вероятно, никак не ожидала подобной команды, но выполнила ее автоматически, по привычке животного, у которого выработался соответствующий рефлекс.
Самум оскалил зубы; он еще сопротивлялся чужому влиянию, но это уже было началом покорения.
— Майя, пожалуйста, отойдите вон туда, к окну.
Девушка посмотрела на Андрея с тревогой, но он движением головы заверил ее, что все будет в порядке.
— Самум, останься!
Пес проводил хозяйку взглядом, потом снова повернулся к Лаптеву. Андрей неторопливым движением протянул руку, взял собаку за ошейник и сказал:
— Самум, пошли! — он подвел животное к Майе и приказал: Ложись здесь!
Собака легла, отвернулась и положила голову на лапы. Казалось, она устыдилась собственной покорности.
Только теперь Майя дала волю напряженным нервам:
— Как вы отважились?! Да знаете ли вы, что Самум никому не позволяет притронуться к себе? Он недавно чуть не загрыз моего слугу за то, что тот осмелился замахнуться на него метлой! Я сама его иногда боюсь.
— А я не боюсь! — с задором подростка сказал Андрей и позвал: — Самум!
Собака неохотно подняла голову.
— Самум, ко мне!
Очень медленно, поджавши хвост, пес подошел ближе.
— Сядь!
Андрей взял голову животного руками. Самум слегка зарычал.
— Ну хватит ссориться! — с добродушной усмешкой сказал Лаптев. — Ты — чудесный пес, но ты все- таки животное. А я человек. Понимаешь — человек!
Он сел на корточки и смотрел собаке в глаза, притягивая его голову все ближе к себе. И Самум покорился. Он вздохнул совсем как человек, опустил веки и склонился Андрею на колени.
— Какой вы сильный! — тихо, с оттенком страха сказала девушка.
Андрей ничего не ответил. Происшедшее почему-то потеряло для него свое привлекательное содержание, начало казаться ненужным и даже достойным порицания. Выходило, что он просто порисовался перед девушкой, как глупый мальчишка.
И ему вдруг стало душно и тоскливо в этой небольшой, красиво и богато обставленной комнате. Разве думал он, босоногий сирота, сын железнодорожного мастера, расстрелянного интервентами, что когда- нибудь ему придется разговаривать, как равному, с пусть не совсем настоящей, но все же княжной?.. И чего ему нужно от нее? Зачем он пришел сюда?.. Изучать язык?.. Это только зацепка, повод для того, чтобы полюбоваться золотыми локонами над розовым ушком, украдкой заглядывать в глаза, где, кажется, спрятано так много, что не разгадаешь и за всю жизнь.
Будь она такой, какими Андрей знал дочерей богачей из книжек, — холеной, надменной, неприступной, — с ней было бы легче, проще. Холодные вежливые фразы не обязывают ни к чему, никого не связывают. А здесь случилось по-другому. Майя была слишком простой, слишком искренней, чтобы ее отнести к числу тех, кого замечают по обязанности, а в то же время между ними стояло непреодолимое препятствие, глубокая пропасть, — такая же, как и между двумя мирами в человеческом обществе.
— Я пойду… — Андрей осторожно поднял голову пса и встал. — Спокойной ночи, рани!
Майя встревожилась:
— Куда же вы, господин Андрей?
— Я пришел сказать, что… наверное, не смогу сейчас изучать 'хинди'. Времени у нас мало, скоро я уеду.
— Так посидите хоть несколько минут. Мне будет скучно… — Майя вспыхнула и добавила сухо: — Воспитанный мужчина не отказывает даме, если она его просит.
— Я не умею утешать тех, кто скучает. Прощайте, рани.
— Как хотите, — ответила она холодно.
Он пошел к двери, но остановился. Неудовлетворенно и больно сжалось сердце. Ему хотелось наказать Майю за то, что она, не будучи виноватой в этом, принадлежит к иному кругу людей, а вышло все глупо:
— Самум, ко мне!
Собака поднялась и взглянула на хозяйку. Майя сидела на тахте неподвижная и бледная.
— Ко мне!
Едва послышался голос Андрея, Майя — сама не понимая зачем — загадала: 'Если Самум пойдет к нему, то… то…' Она не додумала до конца, что же именно должно случиться, но хотела, чтобы случилось радостное и хорошее.
Самум сделал несколько шагов к Андрею и остановился. Он поглядывал на Майю, ожидая ее приказа. А. она молчала, молчала умышленно. Пес лег посредине комнаты.
— Иди, Самум! — тихо приказала Майя. — Иди! Это — свой.
Андрей поднял голову. Его глаза встретились с глазами девушки. Они были сухие и далекие, смотрели куда-то мимо него.
— Какой вы нерассудительный, господин Андрей! — прошептала Майя. — Иди, Самум!
Андрей вышел вместе с собакой. Через несколько минут Самум вернулся.
Глава XI
Старый Джоши лишился своей высокоуважаемой должности сельского чоукидара. Для того, кто не
