Полина сидела в уголке отдыха, доедала тыквенную кашу – свой традиционный завтрак – и с тоской думала: «Вот и сегодня не отравили». Эта мысль тоже стала привычной. В самом начале заточения ведьма со дня на день ожидала, что обер-прокурор отдаст приказ о ее ликвидации. Не дождалась. Бывший протеже Активной либо сохранил остатки совести, либо растратил зачатки мужества.
Для города Ина и то, и другое было плохо. Где взять твердую руку, чтобы защитить город, когда опасность так велика? Негде. Если червяк выпрямился, это еще не значит, что у него появился позвоночник.
Теперь, каждый раз просыпаясь утром, Полина просто тихо удивлялась тому, что до сих пор жива. Ее удивление было безрадостным. Ведьма давно потеряла интерес к соревнованию со временем. Скучно брести по кругу, когда ты одна на дистанции, а финиш не обозначен. Многократное повторение кому угодно покажется утомительным.
Заканчивался очередной полувековой цикл. Зло снова вылезало из невидимого подполья, где оно отсиживалось, ожидая, пока вылупятся птенцы. И вот птенцы вылупились. Ведьма знала об этом, чувствовала легчайшие искажения даже в изоляции.
Никаких вещих снов. Никакой тайной переписки. Всего лишь гул, доносящийся из темноты. Содрогания почвы, движения воздуха… Похоже на приближение черного поезда с погашенными огнями в темном туннеле… Спереди? Сзади? Какая разница?.. Некуда бежать. Туннель слишком узок и не имеет ответвлений. Черный поезд раздавит всех… Подумать только – она до сих пор помнила о туннелях и поездах!..
Итак, новое противостояние. Фигуры уже сдвинуты с мест; первые пешки принесены в жертву. До боли знакомый дебют.
Ведьма пережила четыре цикла, которые всегда начинались одинаково и заканчивались кровопролитием. Но на этот раз, похоже, будет хуже. Намного хуже. А что может быть хуже? Полное уничтожение. Или полное изменение сущности. Какой бы мерзкой эта сущность ни казалась, она была человеческой…
Что же делать ведьме? Полина не пыталась сбежать из психушки («Не психушка, а богадельня! Лучшим людям – почетную старость!» – самодовольно поправил бы ее обер-прокурор) – бежать было некуда, а от себя не скроешься даже в самой глубокой норе…
Шарканье шлепанцев прервало ее унылые размышления. Санитарка, одетая в синий халат с заплатами, забрала у нее пустую миску и сунула в руки кружку с каким-то пойлом.
– Это еще что такое? – спросила ведьма, дергая носом.
– Вино, – буркнула грудастая и задастая девка, хмурая по причине болезненных месячных. – Велели раздать. Праздник сегодня. Отцу-основателю восемьдесят годочков стукнуло, дай ему бог здоровья!..
Действительно. Как она могла забыть? Выходит, не напрасно лечила слабенькое сердечко старого ублюдка – вон сколько протянул!..
Полина отхлебнула из кружки. Вино было кислым. Пришлось выплеснуть его в кадушку с пальмой.
– Какого хрена? – брызнула слюной санитарка, которой осточертели капризные пациенты – в основном те, кого обер-прокурор лично отправил на «заслуженный отдых». Санитарка не понимала, чем они недовольны, – неужто на Даче лучше?
– Проваливай! – сказала ведьма и швырнула кружку в дверь. – Еще раз принесешь это дерьмо – так закупорю твою дырку, что трахаться не сможешь! В сортире взорвешься!..
Как ни смешно, но ее угрозы еще действовали. Она сохраняла остатки былого авторитета – как легендарная соратница Великого Реаниматора, страдающая старческим слабоумием и потому непредсказуемая. В результате девка подняла кружку и направилась к выходу, пережевывая проклятия лошадиными зубами.
– Стой! – рявкнула ведьма – теперь уже исключительно из бабьей вредности. – Поди сюда, мурло! Слушай программу на сегодня. После завтрака отвезешь меня в парк. Желаю видеть золотую осень!..
– Тю! – сказала санитарка, выпячивая толстые губы. – Ну вы даете! Все еще зеленое, как… как…
– Как твоя моча! – закончила ведьма. – Много болтаешь. Тащи кресло, едем кататься.
Девка фыркнула и с достоинством удалилась, виляя литым задом. Через пять минут от достоинства ничего не осталось, а до ушей ведьмы донесся визг из женской уборной:
– Зеленая! Зеленая!.. Ой, мамочки! Ай, помогите! Изведет меня старуха!..
Полина посмеивалась, обрывая листья с пальмы – с той ветки, до которой могла дотянуться. Она была удивлена не меньше санитарки, но не подавала виду. Неужели сила возвращается? Не к добру это, ох не к добру…
Девка пронеслась по коридору, будто взбесившаяся ломовая лошадь, и бухнулась ведьме в ноги. Подол ее халата был задран до груди вместе с нижней юбкой, и обнажились мощные ляжки.
– Не губи, матушка! – завыла девка. – Прости меня, глупую! Я ж тебя люблю, как родненькую!..
– Цыц, дура! Не ори – Матвеича разбудишь. – (Матвеич был когда-то Председателем управы, смещенным со своего поста за попытку создать муниципальную милицию, которая подчинялась бы лично ему. На старости лет бывший Председатель стал страшным матерщинником). – Поняла теперь, кто тут главный?
– Поняла, поняла! Я для вас… в лепешку расшибусь! Все что угодно сделаю!..
– Тогда кресло тащи, сколько раз повторять! Быстрее. И достань-ка мне махорочки…
– Сию секунду, матушка!.. А как насчет… ну… того?..
– Да успокойся, корова ты эдакая! Пожелтеет. И подол опусти, нечего Матвеича дразнить. Он еще мужик крепкий. Увидит тебя в исподнем – и в бане прижмет. Вот тогда и верещать будешь!
У ведьмы резко улучшилось настроение. Она подмигнула санитарке, но той было не до шуток. Девке и в голову не могло прийти, что у нее проблемы не с нижней частью организма, а с цветовосприятием. Она даже слов таких не знала. Обещание Полины успокоило ее, но лишь отчасти. Во всяком случае, на здоровье санитарка до сих пор не жаловалась. Переместить тощенькую старушку в кресло на колесиках не составило
