Отсюда открывалась более широкая панорама. Стал виден край кухонного стола и какая-то темная груда на нем. Недолго думая Виктюк достал из портфеля отличный морской бинокль, оглядевшись вокруг, приложил его к глазам и увидел, что груда была женщиной, которая уронила взлохмаченную голову на стол. Рядом стояли бутылка и стакан. Плечи женщины сильно тряслись. Судя по всему, она была одна в квартире, пила и плакала.
«Значит, нет уже Антона Сливко? – спросил себя Виктюк. – Однако надо все-таки уточнить. Мало ли по какой причине может пить и плакать одинокая пятидесятилетняя женщина?»
Подъезд оказался с домофоном, Феликс Михайлович подождал немного, а потом прошмыгнул вместе с двумя веселыми поддатыми девицами, которые ни малейшего внимания на него не обратили, поднялся по лестнице и без особых усилий справился со стандартным итальянским замком при помощи нестандартной китайской отмычки.
Квартира была отличная, обставлена дорого и со вкусом, а потому беспорядок особенно грубо бросался в глаза. Хозяйка в засаленном халате сидела на табуретке у кухонного стола, уронив голову на руки, судорожно всхлипывала и, казалось, ничего не слышала.
Виктюк спокойно, не спеша, стараясь не шуметь, снял плащ, повесил на вешалку в прихожей, разулся, увидел войлочные мужские тапочки у зеркального шкафа-купе, сунул в них ноги и спокойно прошел на кухню.
Зоя Анатольевна подняла отечное красное лицо, уставилась на него мутными заплаканными глазами. Виктюк придал своей физиономии такое ласковое, такое сострадательное выражение, что моментальный испуг сменился в ее пьяных глазах вполне мирным удивлением.
– Кто вы? Как сюда попали? – хрипло спросила она, оглядывая кругленькую фигурку, тапочки, бородку, мягкую улыбку, умные внимательные глаза пожилого мужчины.
– Зоя Анатольевна, что с вами? Может, врача вызвать? – тревожно спросил Виктюк. – У вас дверь не заперта, миленькая вы моя, ну нельзя же так. Кто угодно может зайти.
– Кто вы такой? – Взгляд ее постепенно прояснялся, голос стал жестче. – Я вас где-то видела.
– Возможно, возможно, – кивнул Феликс Михайлович с улыбкой, – дело в том, что у нас с вами общая беда. Послушайте, голубушка моя, давайте-ка я кофейку сварю. Есть у вас кофе?
– В чем дело? – Она поднялась с табуретки и запахнула халат. – Кто вы такой?
– Меня зовут Феликс Михайлович, по профессии я юрист. Но это не важно. Дело в том, что я давно хотел поговорить с вами о вашем племяннике, об Антоне. Я знаю, что, кроме вас, у мальчика никого нет.
– Где он?! – хрипло выкрикнула Астахова. – Что вы с ним сделали? Я вспомнила! Вы крутились вокруг него, вы – человек Русова! Я видела вас в «Гарантии»! Я все вспомнила! Где Антон?
– Подождите, Зоя Анатольевна, при чем здесь Русов? Он, кажется, крупный чиновник где-то в Сибири?
– Не морочьте мне голову! Я сейчас же вызываю милицию!
– Да, вы знаете, я тоже хотел сначала обратиться в милицию, – с печальной улыбкой кивнул Виктюк, – но потом пожалел мальчика. Все-таки это болезнь, и он не виноват.
– Что вы несете? – Она дрожащей рукой вытянула из пачки сигарету, Виктюк тут же галантно щелкнул зажигалкой.
– Мальчик потерял голову. – Виктюк кашлянул смущенно. – Понимаете, он влюбился в мою жену. Мы ровесники, мне шестьдесят, ей, соответственно, тоже…
– Хватит! – рявкнула Астахова. – Вы это только что придумали. Я видела вас в «Гарантии», вы человек Русова. Вы пришли, чтобы прикончить меня как свидетеля. – Она бросила сигарету, быстро отступила назад, к одной из кухонных секций, стала шарить руками за спиной, продолжая глядеть на Виктюка пьяными злыми глазами. Что-то тихо хлопнуло, и через секунду в Феликса Михайловича уперлось дуло немецкого газового пистолета. – А теперь быстро и без брехни, где Антон?
– Зоя Анатольевна, – Виктюк укоризненно покачал головой, – вы же умная женщина. Ну если бы я пришел вас убить, я бы давно это сделал, миленькая моя. Вы, конечно, можете сейчас пальнуть в меня газом, но это будет нехорошо, во-первых, жестоко, я все-таки пожилой, совершенно безоружный человек, во-вторых, куда вы меня потом денете? У вас ведь там нервно-паралитический? С такого расстояния запросто убьете, учитывая мой возраст. Да и вам самой станет дурно в замкнутом пространстве. Мы с вами будем валяться здесь на полу, потом вы придете в себя, увидите труп на кухне, и что дальше?
– Ладно, – она опустила дуло, но пистолет не убрала, – выкладывайте все по порядку. Я вас слушаю.
– Ну вот и славно. Только, будьте добры, сядьте, пожалуйста, а то мне, честное слово, неловко сидеть в присутствии дамы.
– Нет. Я буду стоять, а вы сидите.
– Ну, что с вами делать, – Виктюк улыбнулся и развел руками, – так трудно оставаться джентльменом в нашем жестоком современном мире… Вы узнали меня. Это радует. Я всегда считал свою физиономию совершенно незапоминающейся, и то, что такая интересная дама узнала, греет душу. Да, я действительно когда-то работал в частном детективном агентстве «Гарантия», однако совсем недолго. И к моему визиту это отношения не имеет, поверьте. А уж Русов Григорий Петрович здесь вовсе ни при чем. Мы не виделись с ним года три, расстались отнюдь не друзьями… но не важно. Зоя Анатольевна, давайте я все-таки сварю кофе. Мне больно видеть, как вы нервничаете.
– Хорошо, – кивнула она, тяжело опускаясь на табуретку, – только не сейчас, позже.
– Как скажете. Так вот. Начнем сначала. Моей жене шестьдесят. Мы сорок лет прожили вместе, за эти годы бывало всякое, но в общем наш брак можно назвать счастливым. Детей, к сожалению, нет, но зато есть любовь, преданность, взаимное уважение. То есть было все это, до недавнего времени. И вдруг в нашей жизни начинают происходить странные вещи. Я обнаруживаю, что у моей Наташи появился… – Виктюк на секунду задумался, потом произнес с извиняющейся ноткой, – любовник. Терпеть не могу это слово, оно такое пошлое, ну да бог с ним. Не важно. В общем, Наташу как подменили. Она стала исчезать вечерами, несколько раз пришла под утро и, краснея, как девочка, стала врать мне что-то про подругу, у которой инсульт. Всех ее подруг я знаю, со всеми у меня теплые доверительные отношения. Я, разумеется, за телефон, и что же? Никакого инсульта. Одна из подруг сообщает мне под большим секретом, что моя Наташа у нее просила ключ от дачи. А я, между прочим, юрист и работаю в последнее время не кем-нибудь, а частным детективом. Для меня не составило особого труда выяснить личность соперника. И что же я узнаю? Он молод, хорош собой… Ладно, это еще можно пережить. Однако, представьте, каково мне было узнать, что он отсидел десять лет за убийство женщины, в которую был влюблен! В моем возрасте можно простить измену, однако я вовсе не хочу потерять свою Наташу.
– Он никогда не повторит этого, – быстро, взахлеб прошептала Астахова, – это была нелепая, страшная случайность.
– Да, да, миленькая моя, я готов верить. Хотя вначале мне пришлось пережить шок. Нет, на жену я не сердился, ее можно понять, последний шанс побыть юной, влюбленной… смешно немного, а все-таки женщина остается женщиной, даже в таком возрасте. Но я не поверил в искренность чувств Антона, думал, мальчишка хочет вытянуть у нее деньги, а главное, я стал опасаться за ее жизнь. Но, немного успокоившись, я подумал, что нельзя судить человека за то, что он болен. Он ведь болен, ваш Антон? И совершенно безобиден, не так ли?
– Да, именно так. Болен и безобиден, – эхом отозвалась Астахова.
– Ну вот видите. Я бы не стал вас тревожить, однако случилась неприятная вещь. Моя Наташа пропала три дня назад и оставила совершенно сумасшедшую записку, что уходит от меня к нему.
– Этого не может быть…
– Но это так. Вот, взгляните. – Он вытащил из кармана измятый тетрадный листок и протянул Астаховой.
«Феликс, прости! – было написано круглым аккуратным почерком. – Мне больно, но я ничего не могу поделать. Это сильней меня. Мы с Антоном любим друг друга, несмотря на разницу в возрасте, несмотря ни на что. Развод оформлять не будем, это глупо и недостойно, с квартирой решим позже. Не ищи меня. Прости. Наташа».
Астахова несколько раз перечитала текст, потом тупо, молча уставилась на Виктюка красными опухшими
