Прежде чем ответить, Симаков немного помолчал будто пытаясь вспомнить.
— Пожалуй, больше на поздних, — медленно произнес он, — где-то с двадцатой до двадцать пятой недели.
Легкая тень пробежала по лицу Андрея Ивановича.
— И что ты сам обо всем этом думаешь, Бориска?
— Я думаю, что остался без работы, а у меня семья.
— Хорошо. С твоим трудоустройством что-нибудь придумаем. Хотя ты у нас гинеколог, а мы занимаемся фармацевтикой.
— Ну, необязательно к вам в фирму, — смутился Симаков, — у вас ведь связи по всей Москве.
— А как ты собираешься каждый день из своего Лесногорска в Москву и обратно ездить? Машины-то у тебя нет, — хитро подмигнул Андрей Иванович. Впрочем, врач ты неплохой, я знаю. Можешь при желании и на машину заработать, и квартиру свою на московскую обменять — все в твоих руках. Ты когда ординатуру кончаешь?
— В будущем году.
— Ну и отлично. Значит, говоришь, заведующая твоя в ярости была? Как ее зовут, я забыл?
— Зотова Амалия Петровна.
— А как зовут ту умницу, которая от вас сбежала?
— Полянская Елена Николаевна.
— Кто она, не знаешь случайно?
— Случайно знаю. В ее карте написано было. Она журналистка, заведующая отделом в журнале «Смарт».
— Есть такой журнал, слышал, — кивнул Андрей Иванович, — а теперь ответь честно, Бориска. Ты ко мне пришел, чтобы я разобрался с этой твоей Зотовой?
— Если честно, то да, — признался Симаков. — Понимаете, я, конечно, в герои не гожусь, но все-таки существуют же какие-то остатки профессиональной чести…
— Эка ты загнул. Бориска! — покачал головой Андрей Иванович. — Скажи по-человечески: стало тебе страшно, ну и жалко живого ребенка убивать. Это я пойму.
Когда они вышли, сыпал мокрый снег, дул ледяной ветер. После уютного клуба на улице показалось особенно противно.
— Ты сейчас домой? — спросил Андрей Иванович.
— Домой.
— Неохота небось на электричке после такого ужина? Все впечатления растрясутся. Ладно уж. Сейчас Вовчик меня завезет, а потом тебя в твой Лесногорск доставит. Со всеми удобствами.
— Да что вы, Андрей Иванович, — смутился Симаков, — я как-нибудь сам, своим ходом, спасибо вам большое.
— Ладно тебе! Не ломайся, как девица. Ты даже не представляешь, какое сейчас хорошее дело сделал. Садись в машину, поехали.
Глава 11
— Куда поедем? — спросил Гоша, когда маленькая прямая фигурка доктора Курочкина скрылась в подъезде.
— Домой!
— Не боишься?
— С тобой да с пистолетом — не боюсь. И потом, я не собираюсь там ночевать. Просто хочу проверить, были они у меня еще раз или нет. Вдруг какие-нибудь интересные улики оставили.
— А если они тебя где-нибудь у дома ждут?
— Ничего, мы их вычислим. У тебя пули для пистолета есть?
— Конечно, только я еще ни разу не стрелял из него. Даже не знаю, какой там газ — слезоточивый или нервно-паралитический.
«Волгу» Гоша оставил неподалеку от Лениного дома, виртуозно вписавшись между двумя «ракушками».
— Выезжать, конечно, будет сложно. Зато машины не видно. Они ведь знают уже мою «волжаночку», — объяснил он.
Ничего примечательного ни во дворе, ни в подъезде они не заметили. Подойдя к своей двери, Лена резким движением откинула коврик.
Под ним было темно-коричневое пятно, в котором поблескивали мелкие осколки. Кончиком пальца, очень осторожно Лена прикоснулась к пятну. Оно было подсохшим, но еще свежим — резкий запах йода не успел улетучиться.
— Может, не надо? — шепотом спросил Гоша. Но Лена уже повернула ключ в замочной скважине.
— Подожди, я первый, — отстранил ее Гоша.
В руке у него был зажат пистолет. В квартире было темно и тихо. Только в ванной капала вода из неисправного крана. Подождав несколько секунд, Лена громко произнесла:
— Нет никого. Убери свою пушку.
— Ты что? — испуганно зашептал Гоша, продолжая сжимать пистолет. — Откуда ты знаешь?
— По запаху чувствую. Как собака, — усмехнулась Лена и зажгла свет в прихожей. Под ковриком она обнаружила точно такое же темно-коричневое пятно, как и снаружи.
Сняв сапоги, она плотно задернула шторы на кухне и в обеих комнатах. Потом везде включила свет и весело предложила:
— Может, чайку попьем?
— Какой чаек! Ты что! Поехали скорей отсюда. Они же могут вернуться в любой момент.
— Подожди, сейчас поедем. Надо все осмотреть как следует.
Осмотр не дал ничего. Кинув в рюкзак кое-какие мелочи, которые забыла прихватить, когда в спешке убегала из дома, отключив пустой холодильник, Лена последним, почти прощальным взглядом оглядела обе свои комнаты. Вряд ли до отлета в Нью-Йорк она решится заглянуть домой еще раз. Лучше уж оставшиеся дни пожить у тетушки на Шмитовском.
И вдруг взгляд ее упал на письменный стол. На столе лежал сложенный вчетверо листок бумаги — до этого она просто не обратила на него внимания.
— Кажется, это привет из Лесногорска. — Лена осторожно взяла листок, развернула и даже присвистнула от удивления.
Гоша заглянул ей через плечо и тоже присвистнул.
Это была переснятая на ксероксе иллюстрация из медицинского учебника, вероятно, дореволюционная, судя по подписи со старой орфографией. Гласила эта надпись следующее: «Продольный распил замороженного трупа беременной. Срок 25 недель». Именно это и было изображено на старинной фотографии.
— А нервишки-то сдают у мадам Зотовой, — задумчиво произнесла Лена.
— Почему ты думаешь, что это именно она?
— А ты сам подумай. Явиться ко мне домой только для того, чтобы оставить такое вот, с позволения сказать, послание, могла только натура нервная и впечатлительная. Это — акт истерики, бессмысленный и рискованный. Ну представь себе — человек берет старый учебник, переснимает такую вот веселую картинку, потом заходит в чужую квартиру и кладет на письменный стол. Смысл?
— Ну, она хотела напугать тебя… — робко предположил Гоша.
— Надо быть идиоткой, чтобы вообразить, будто после всего пережитого я испугаюсь какой-то картинки. Но Зотова — не идиотка. Просто у нее чувства перевешивают здравый смысл. Ведь эту бумажку ничего не стоит назвать угрозой с целью шантажа. Есть, кажется, такая статья? Причем угроза не просто