– Я не замужем.
– Честно говоря, я рад этому, – он мягко улыбнулся, – мы с вами едва знакомы, а мне уже не спится. Возможно, вам это вовсе неинтересно, но я тоже не женат. Мне сложно общаться с женщинами, чувствую себя кретином.
– Глядя на вас, этого не скажешь, – пожала плечами Лена.
– Что, я произвожу впечатление человека без комплексов?
– Не знаю. У каждого есть какие-нибудь комплексы.
– А у вас?
– Наверное, тоже.
– Мне кажется, у вас, как и у меня, есть комплекс одиночества. Вы быстро устаете от людей, от общения, особенно пустого и бессмысленного. Вам хочется уйти и побыть одной. Но вы боитесь обидеть своих собеседников, это вас смущает, иногда даже терзает. Вот и сейчас вы хотите уйти. Незнакомый, чужой человек, какой-то тобольский комсомолец, полез к вам с откровениями. Вы боитесь меня обидеть, но и разговор вам неприятен. Вам так хотелось побыть одной, а тут явился я и пристаю со своей болтовней. Я прав?
– Ну почему же? В поезде незнакомые люди часто начинают откровенничать. Случайному человеку, которого никогда больше не встретишь, удобно исповедаться. Это ни к чему не обязывает. А о себе хочется каждому поговорить.
– Продолжения бывают? – тихо спросил Веня.
– То есть?
– Ну, возможно такое, что случайные собеседники в результате дорожных откровений становятся близкими людьми?
– В жизни всякое бывает.
– А для вас такое возможно?
Его лицо было совсем близко. В красивых голубых глазах она вдруг заметила тяжелую, лютую тоску, и ей стало не по себе. Он смотрел на нее так, словно от ее ответа зависело нечто жизненно важное для него. Никто прежде так на нее не смотрел.
– Не знаю, – тихо сказала она, чуть отстраняясь от этого странного, умоляющего взгляда.
Но он придвинулся еще ближе.
– Лена, простите меня, – зашептал он быстро и жарко, – я сам не понимаю, что со мной делается. Я не умею ухаживать, не умею нравиться женщинам. У других все просто и естественно, без всяких слов. А я несу какую-то ересь, боюсь отпугнуть вас. Помогите мне…
Лена почувствовала, что его горячие пальцы схватили ее руку.
– Веня, вы когда-нибудь ходили один в тайгу? – спросила она, мягко высвобождая руку.
– Ходил, на медведя, – ответил он после небольшой паузы.
Его глаза сразу погасли, стали совсем бледными и тусклыми.
– И что, убили?
– Конечно. Шкура лежит у меня дома на полу. Вот приедем в Тобольск, я приглашу вас в гости и покажу эту шкуру.
– Что-то не верится.
– Почему?
– Вы не похожи на человека, который может один пойти на медведя. И тем более убить, содрать шкуру, постелить на пол.
– Леночка, откуда вы знаете, как выглядит человек, который может убить? – спросил он тихо.
– Убить медведя?
– Вообще убить, лишить жизни живое существо.
– Нет, это совершенно разные вещи. Честно говоря, я вас не совсем поняла, Веня.
– Знаете, у хантов считается, что медведь равен человеку. На него не ходят с ружьем, только с рогатиной, чтобы силы были равными. А выстрелить в медведя – это убийство.
– Наверное, в этом есть своя логика, – задумчиво произнесла Лена, – но все-таки слово «убийство» относится прежде всего к человеку. И в юридическом, и в нравственном смысле.
– Хорошо, оставим медведя в покое. Как вы думаете, есть разница между убийцей и обычным человеком? Я имею в виду – чисто внешне можно узнать убийцу в толпе обычных людей?
– Думаю, нельзя. Вот вчера мы выступали в ИТУ, перед уголовниками. Среди них наверняка были и убийцы. По лицу угадать невозможно. Хотя существовало несколько теорий на этот счет. Наверное, вы слышали, был такой итальянский психиатр Чезаре Ломброзо. Он утверждал, что у врожденных убийц особое строение черепа, низкий лоб, сплющенный нос, необычная форма ушей.
– Интересно… И что, к этой теории относились серьезно? Низкий лоб и форма ушей могли стать уликой для судей?
– Насчет судей я не знаю, но в журналистике и литературе, в том числе и русской, очень серьезно об этом спорили. Эта теория Достоевскому покоя не давала. И у Бунина такой рассказ есть, «Петлистые уши»… Потом еще было нечто подобное с почерком, с формой рук, ногтей. В общем, это близко к хиромантии. Знаете, человека всегда тянет к определенности, хочется все узнать заранее, по полочкам разложить, рассортировать. Удобно ведь, чтобы преступник отличался от нормального добропорядочного гражданина чем-то внешним, конкретным, чтобы у него был какой-нибудь особенный злодейский нос или хотя бы почерк. Недаром раньше каторжников клеймили.
– Вот видите, Леночка, вы сами себе противоречите, – грустно улыбнулся Волков, – вы сказали так уверенно, будто я не похож на человека, который может убить. И тут же говорите, что по внешности судить нельзя.
– Нельзя. Но я и не сужу. Я просто говорю, что мне кажется…
– А вы могли бы убить медведя? – спросил он.
– Нет.
– А если бы он на вас напал?
– Не знаю, – покачала головой Лена, – не знаю, и знать не хочу.
– Почему так категорично?
– Мне совершенно не хочется представлять, что было бы, если бы на меня напал медведь. Я очень надеюсь, что ничего подобного в моей жизни не произойдет.
– А человек? – спросил Веня совсем тихо. – Если бы на вас напал человек, вы могли бы его убить? Ведь это реальней, чем медведь… Вот представьте: на вас нападает грабитель, насильник, маньяк. Вам очень страшно. Сейчас он вас убьет. Или вы – его… Вы спасаете себя ценой его жизни, но становитесь убийцей. Суд вас оправдает, вы защищались, он нападал. Но вы все равно перешагнули в своей душе ту грань, которая отделяет убийцу от обычного человека. Вы почувствовали вкус чужой смерти. Я это говорю к тому, что зарекаться нельзя. В жизни бывают всякие неожиданности. Убийцей может стать каждый.
Лицо Волкова было совсем близко. Он уперся ладонями в стену тамбура, и Ленина голова оказалась между его руками. Он смотрел ей в глаза пристально и тревожно.
– Веня, уж не вы ли собираетесь на меня нападать? – улыбнулась Лена и, поднырнув под его руку, распахнула дверь вагонного коридора. – Надо поспать хоть немного. Я устала.
Не оглядываясь, она быстро пошла к купе. Поезд сильно дернулся, Лену качнуло на ходу, и тут же рука Волкова крепко схватила ее за локоть.
– Простите меня, Леночка, – выдохнул он ей в ухо, – я затеял дурацкий разговор.
– Веня, – сказала она, отстраняясь и высвобождая свой локоть, – я не люблю, когда мне дышат в ухо.
В Тобольске Волков не расставался с ними ни на минуту, ездил на все выступления, водил по городу, устроил экскурсию в деревянный кремль.
Дни были такими насыщенными, что все трое к вечеру еле держались на ногах, едва дойдя до своих коек в гостинице, проваливались в сон.
Волков устроил их в лучшие номера старинной купеческой гостиницы. Митя на этот раз жил один, без соседа. У Лены и Ольги был шикарный двухкомнатный «люкс» с холодильником, телевизором и огромной ванной. Правда, горячей воды тоже не было. Но Волков повел их в настоящую русскую баню.
