кабинета.
В ответ раздавалось невнятное, вполне мирное бурчание главного редактора.
Лена уселась в кресло у стола секретарши и спокойно закурила.
– Ты что? – испугалась Рита. – Иди лучше к себе в отдел. Попадешься под горячую руку.
– Ничего, Ритуль, – улыбнулась Лена, – мне не привыкать. Все равно ведь сейчас вызовет на ковер.
– А может, рассосется как-нибудь, если мелькать не будешь?
Через минуту из кабинета пулей вылетел толстый лощеный дядька в кожаном пиджаке, с багровым лицом и, шарахнув дверью, помчался по коридору к лифтам.
А еще через минуту голос главного редактора произнес по селектору:
– Рита, Полянскую ко мне вызови.
– Ну вот, я же говорила. – Лена загасила сигарету и мужественно шагнула в кабинет.
Главный редактор сидел, откинувшись в кресле и барабаня пальцами по столу.
– Ты меня когда-нибудь в гроб вгонишь, – мрачно сообщил он, не поднимая глаз на Лену, – нельзя дураку говорить, что он дурак. Особенно если он не простой дурак, а заслуженный и агрессивный. Нельзя, понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Лена, – но не всегда могу сдержаться.
– Учись, иначе пропадешь. Что мне прикажешь с тобой делать? Ругать? В угол поставить? Слышала бы ты, как на меня сейчас этот Студенец орал! Вот возьму и наору на тебя так же.
– Я слышала, Глеб Сергеевич. Наорите, если вам легче станет.
– Слышала? Ты что, в приемной была?
– Да. Я к вам шла…
– Только не говори, что с повинной.
– Нет, – улыбнулась Лена, – я хотела попросить… – Она протянула главному редактору листок и рассказала о Васе. – Лев Владимирович категорически против, – добавила она.
Вот тут он начал орать – от души. Лена услышала, что она и нахалка, и хулиганка, и пороть ее некому, и в Союз ее никогда не примут, ибо в правлении сидят сплошные студенцы, с которыми она общаться не умеет, и так далее и тому подобное.
Около недели Лена приставала к главному редактору и к заведующему отделом литературы, наслушалась тяжелых вздохов, восклицаний, нотаций и всяких слов про себя и свою настырность. Но в итоге стихотворение Васи Слепака все-таки опубликовали в «Антологии»…
Все это было страшно давно, словно в другой жизни. Нет уже того молодежного журнала, заведующий отделом литературы сидит на пенсии, нянчит внуков. Главный редактор, скакнув в политику, какое-то время продержался на высокой волне девяносто первого года, тихо и плавно спустился в частное предпринимательство. Советский поэт Студенец заделался отцом-основателем одной из многочисленных организаций нацистско-коммунистической направленности.
Только про Васю Слепака Лена не знала ничего.
Глава 22
Веня влетел в комнату как ошпаренный.
– Ты и ребенка готова была убить?! Двухлетнего ребенка! Тебе все равно? Даже последний отморозок не догадается подложить взрывчатку в детскую коляску! – кричал он.
– В чем дело, радость моя? – спросила Регина, повернув к нему лицо, покрытое толстым слоем зеленой косметической маски.
– Я смотрел криминальные новости по московской программе. Ты так сильно хочешь прикончить Полянскую, что тебе все по фигу? Ты соображаешь, что творишь?
– Во-первых, успокойся. – Регина говорила сквозь зубы. Когда лицо покрыто маской, губами лучше не двигать. – С чего ты взял, что речь шла именно о Полянской? Там что, и фамилию назвали?
– Не придуривайся! – выкрикнул Веня. – Зачем ты вообще все это затеяла?
– Я затеяла? Я?! Очень интересно! Ты хоть соображаешь, что говоришь? Ребеночка ему жалко стало! Тоже мне Алеша Карамазов! Жалостливый нашелся! И не ори на меня! Сиди тихо и молчи в тряпочку. Ты понял? Все, что я делаю, – для тебя, любимого-драгоценного. Таскаюсь по Москве, общаюсь со всякой швалью, шкурой своей рискую, а ему ребеночка жалко.
– Для меня? Для меня можно было остановиться на Синицыне. Достаточно было только его.
– Ага, – кивнула Регина, – Синицын, Азаров, потом несчастная наркоманка Катя. И все, на этом – стоп. Нет, счастье мое, машина запущена. И следующей будет Полянская, с ребенком или нет – это уже детали. Сам знаешь, если хоть что-то, если хоть капля информации о твоих художествах с девочками просочится к друзьям-«браткам», Веня, это будет хуже суда, хуже смерти. Для меня тоже, конечно. Но я сумею выкрутиться. А ты… Я делаю все для тебя, ради тебя. Возьми себя в руки, не распускай сопли.
– Так говорила моя мать, – тихо произнес Веня.
Регина несколько секунд молча смотрела ему в глаза.
– Хорошо, – вздохнула она, – сейчас я смою маску, и мы поработаем.
– Нет, – он замотал головой, – нам надо поговорить. Просто поговорить, без гипноза.
– Ну, валяй, говори. Я тебя внимательно слушаю.
– Регина, я не хочу, чтобы ты убивала Полянскую, – произнес Веня тихо и хрипло.
– Она будет последней. На ней все замыкается, именно на ней. Я ведь не трогаю Ольгу Синицыну – она не представляет опасности. А Полянская опасна, и ты не можешь не понимать этого.
– Оставь ее в покое.
– Почему?
– Потому, – он нервно сглотнул, – потому, что ты не сможешь это сделать грамотно и аккуратно. Ты уже и так слишком наследила. А Слепой не возьмется. Как ты не понимаешь, у нее муж – полковник милиции. Такие дела раскрывают из принципа, из ментовской солидарности.
– Только поэтому мне не трогать Полянскую? – быстро спросила Регина.
– Да. Только поэтому.
– Лена, деточка, проснись.
Лена с трудом открыла глаза и уставилась на Веру Федоровну, которая стояла над ней с телефоном в руках.
– Да… Доброе утро. Который час? – спросила она, садясь на кровати.
– Половина десятого. Тебе с работы звонят.
– Спасибо. – Лена взяла трубку из рук Веры Федоровны.
– Спишь еще? Вставай, – послышался в трубке голос секретарши главного редактора Кати. – Планерку перенесли на сегодня. К одиннадцати подъезжай. Главный сказал, чтобы ты была обязательно.
– Хорошо, Катюш, я приеду. Спасибо, что разбудила пораньше.
В спальню вбежала Лиза в колготках и теплом свитере.
– Мамочка, доброе утро! Мы с бабой Верой уже позавтракали, а ты все спишь и спишь. А этот дядя не умеет разговаривать по-нашему, он такой смешной, смотри, что он мне привез!
Лиза умчалась в свою комнату и вернулась, держа в руках коробку с конструктором «Лего».
– Вера Федоровна, а где Майкл? – спросила Лена, вылезая из-под одеяла и накидывая халат.
– По-моему, он пошел бегать. Когда я проснулась, он стоял в прихожей в коротких штанишках и кроссовках. Он что-то стал бурно мне объяснять, но я не поняла. Тогда он показал знаками, и я сообразила. Наверное, скоро прибежит.
Может, нам с Лизонькой пока пойти погулять, чтобы ты спокойно собралась на работу? Заодно американца твоего встретим. Вдруг заблудится?
– Не надо, Вера Федоровна. Погода скверная, к тому же я не успела сложить Лизины вещи. Хотела сделать это сегодня утром, но видите – надо на планерку, – Лена виновато улыбнулась, – я уже все приготовила, постирала, отгладила. Вы только сложите в сумку.
Лена окончательно проснулась только после горячего душа. «Конечно, если ложиться спать не раньше половины пятого, то будешь чувствовать себя отвратительно и выглядеть не лучшим образом. Ладно, немного губной помады и пудры…» Глядя в зеркало, Лена вдруг заметила, что взгляд у нее стал каким-то другим, тревожным, даже испуганным.
