Они стояли в пустой курилке. У Светы была манера щурить правый глаз, выпуская клубы дыма из ноздрей.
– Мне много чего не мешало бы. Я от шубы тоже не откажусь, и от «Мерседеса». – Маргоша попыталась улыбнуться, но лицо не слушалось, вместо улыбки вышла какая-то жалкая гримаса.
– А родители? Ты ведь москвичка, живешь не в общаге, мама с папой под боком. Ты вроде говорила, они у тебя неплохо зарабатывают.
Маргоша действительно так говорила. Уверяла, будто ходит с сентября, с первого дня занятий, в одних джинсах потому, что стиль у нее такой. И связанные вручную из разноцветных клубочков свитера – это тоже стиль. Нравится ей все вязать самой, ужасно нравится. Сидишь себе вечерком перед телевизором, двигаешь спицами, петелька за петелькой, ряд за рядом, это знаете как нервы успокаивает! Дома от шмоток шкафы ломятся, но в старых джинсах как-то уютней. И в свитерах собственного производства тоже уютней, чем во всяких дорогих английских кофточках из альпаки и ангоры. Вы ничего не понимаете, ручная работа – это высший шик!
– Странный ты человек, Крестовская. Красивая девка, не дура вроде, а одеваешься, как лахудра. Солнце мое, драные джинсы и свитера-авоськи сейчас не модны. Да и не идет тебе. – Света насмешливо, оценивающе оглядела Маргошу с ног до головы.
– У меня такой стиль. – Маргоша вскинула голову, тряхнула роскошной ярко-рыжей гривой.
– Сапоги без подметок – это тоже стиль? – жестко, уже без всякой усмешки спросила Света.
Маргоша пожалела, что обратилась к ней с просьбой. Она могла попросить взаймы у многих, но приличные сапоги стоили не меньше трехсот. Ни у кого таких денег с собой не было. А купить надо сегодня.
Она уже прикинула, что месяца за два соберет деньги частями, перезаймет, кое-что вытянет из отца, еще немного подкинут бабка с дедом, а потом стипендия… В общем, месяца через два она сумеет вернуть долг. Но эти два месяца надо в чем-то ходить. Не в тапочках же, в самом деле! А для Светки такая сумма вообще не деньги.
Зарплата у гримерши немногим больше студенческой стипендии. В театре и в училище знали, что Света окончила курсы массажа, подрабатывает, разминая телеса стареющим актерам и актрисам. Но это тоже не ахти какие деньги. Между тем одна только юбка из дымчатой лайки, обтягивающая тугие Светины бедра, стоила примерно десять стипендий. И прочее – сапоги, песцовая шуба, камни в ушах и на пальцах, запах каких-то немыслимых духов – все вопило о больших, серьезных деньгах.
Света была старше Маргоши лет на десять. Высокая, полноватая, с большой грудью. Прямые, совсем светлые, не густые, но блестящие ухоженные волосы подстрижены идеально ровным каре. Лицо грубоватое, беспородное, в общем – никакое. Толстый плоский нос, чуть оплывший подбородок, плавно переходящий в молочно-белую, полную шею. Только рот можно назвать красивым – чувственный, мягко-подвижный, он жил как бы сам по себе, улыбался, обнажая мелкие, ровные, ярко-белые зубки, чуть вытягивался вперед, выпуская табачный дым, сжимался в презрительно-недоуменной гримаске. Маргоша давно заметила, когда разговариваешь со Светой, невольно смотришь не в маленькие светло-карие глаза, которые ничего не выражают, а на рот.
– Я тебе верну через месяц. Ну, через два – как максимум, – быстро произнесла Маргоша.
– Конечно, вернешь, солнце мое. – Полные губы мягко усмехнулись. – Не переживай, вот тебе пятьсот. – Щелкнул замочек элегантной дорогой сумки, выплыл бумажник, холеная белая рука протянула Маргоше купюры.
– Светка, спасибо, век не забуду! – засияла Маргоша и чмокнула гримершу в полную нежную щеку, но тут же спохватилась: – Пятьсот – это много, мне нужно только триста.
– Ладно, зайчик, не прибедняйся. Тебе нужно значительно больше, – весело подмигнула Света.
– Ага, как в том анекдоте про слона, – нервно засмеялась Маргоша, – съесть-то он съест, да кто ж ему даст?
– Ну, за просто так, конечно, никто не даст. А заработать можно. Ты ведь все заливаешь про родителей. Я вижу, какие они у тебя богатые. – Света заговорила очень тихо, хотя, кроме них двоих, никого в курилке не было: – Голову надо иметь на плечах, солнце мое.
– То есть? – прошептала Маргоша.
– Хочешь пятьсот баксов? Вот чтобы прямо послезавтра у тебя была эта сумма в кармане, хочешь?
– Издеваешься? Где же я могу заработать столько? На панели, что ли? – На Маргошу напал какой-то неудержимый, нервный смех, она даже икать стала от смеха. – Пятьсот баксов! Послезавтра! Может слон сожрать тонну бананов за раз? Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?!
– Ладно, кончай ржать, – жестко сказала Света.
Маргоша замолчала, как по команде. Лицо ее сделалось серьезным.
– Свет, ты можешь толком объяснить? – Маргоша заметила, что в ее голосе появились неприятные, просительные нотки.
Затрещал звонок. Надо было идти на третью пару.
– Все, зайчик, беги, учись. – Света ласково потрепала ее по щеке. – Только не слишком переутомляйся. Я тебе потом все объясню.
Вечером опять поднялась метель. Мокрый снег летел в лицо. В новых сапогах было тепло и уютно. В начале восьмого блестящий черный «Ауди» притормозил у старого здания Малого театра.
– Ну что, красавицы, не успели замерзнуть? – весело спросил аккуратный седой господин, выходя из машины и красивым жестом распахивая заднюю дверцу.
– Привет. – Света чмокнула господина в губы. – Познакомься, это Маргоша, моя подруга.
Господин внимательно с ног до головы оглядел тонкую фигурку в жалкой курточке. Его лицо показалось Маргоше смутно знакомым, где-то она видела его, то ли по телевизору, то ли на фотографии в каком-то журнале. Он галантно поцеловал Маргоше руку, произнес: «Очень приятно», однако сам не представился. Даже имени не назвал. Но Маргоша не обратила на это внимания. Ей было легко и весело.
Полчаса назад она шарахнула полстакана французского коньяка у Светы в гримерной.
– С тебя ведь не убудет, – говорила Света, аккуратно подкрашивая ей ресницы своей дорогущей французской тушью, – он в принципе ничего мужичок, староват, конечно, а так все нормально. Иногда даже в кайф. Ты ведь втроем никогда не пробовала. Это правда бывает в кайф.
Маргоша и вдвоем-то пока толком не пробовала. Первый раз все случилось с поддатым одноклассником Васькой Шейко, после выпускного вечера. Васька потел, сопел, дышал в лицо перегаром, никак не мог справиться с собственной ширинкой. Маргоша даже не поняла тогда, зачем люди занимаются этим быстрым, неинтересным и, в общем, опасным спортом. Ведь запросто можно залететь, а аборт – это очень вредно для здоровья. Совсем недавно случился скучноватый роман с сокурсником Борей Владимировым, и тоже – никакого удовольствия. Кто его знает, может, втроем и правда интересней? А тут еще пятьсот баксов, причем это лишь начало, Светка сказала, дальше будет больше. Дело ведь не только в деньгах, но и в перспективах…
На Маргошу опять напал идиотский, нервный смех. Она боялась, что из глаз брызнут слезы и вся Светкина тушь растечется, но краска была водостойкой. Бояться не стоило. И вообще ничего в этой жизни не стоило бояться. Ничего, кроме зимнего холода, оторванных подметок, желтой крошащейся пшенки, которая ждет голодную до спазмов в желудке Маргошу дома, в пустом холодильнике, в мятой почерневшей кастрюле.
В салоне тихо играла музыка. Было так хорошо ехать в «Ауди» с затемненными стеклами сквозь промозглый метельный город, и не куда-нибудь, а на дачу, теплую, трехэтажную, с сауной и бассейном.
Генерал-майор Уфимцев, заместитель министра внутренних дел, пригласил старого приятеля актера Костю Калашникова к себе домой. Обычно они встречались в закрытом спортивном комплексе на Войковской, играли в теннис, попивали пивко в сауне. Однако сейчас о теннисе и сауне не могло быть и речи. У Калашникова горе. Убили единственного сына.
Костя позвонил накануне вечером. По телефону голос звучал тяжело, хрипло.
«Худо человеку, хуже не бывает, – подумал генерал, – не дай Бог никому…»
– Мне надо поговорить с тобой, Сережа.
– Завтра суббота. Приезжай-ка утречком ко мне домой. Часам к десяти, – ответил Уфимцев.
В субботу рано утром у Маргоши была съемка. Перед уходом, в половине девятого, она разбудила мужа,
