выбросилась из окна, на заплеванный асфальт общежитского двора. И дождалась-таки комнаты в коммуналке, своего одинокого московского угла на старости лет.
Толик Чувилев вернулся в ПТУ через дырку в заборе. С тех пор он старался не смотреть в сторону красного кирпичного здания хлебозавода № 5 и почему-то долго потом не мог есть белый хлеб. Только черный – его не выпекали на том хлебозаводе.
«Значит, она от меня дважды отказалась, – думал он, – второй раз уже окончательно…»
В ПТУ было лучше, чем в интернате. Там учили ремеслу и не висел постоянный интернатский страх, что отправят в больницу. Мастер производственного обучения, бывший партизан, в меру пьющий, серьезный и основательный, лично пошел с Толиком в районный психдиспансер узнавать, как снимают диагноз. Потом была комиссия, диагноз сняли.
После ПТУ Толик устроился сантехником при жэке, комнату ему дали, с пропиской. Про Маню Астахову он больше никогда не вспоминал. Осталось в душе какое-то мутное пятно, вроде как бельмо в глазу или шрам от ожога. А вот Кольку Сквозняка вспоминал постоянно.
И Коля появился однажды.
Ранним апрельским вечером Толик сидел на лавочке во дворе, у двухэтажного здания жилконторы, покуривал, подставив лицо холодному весеннему солнышку, ждал, когда закончит работу девушка Катя из бухгалтерии. Он так глубоко задумался о Кате и о самом себе, что не заметил крепкого невысокого парнишку, который вот уже минут пять сидел рядом с ним на лавочке.
– Сантехник, значит, – тихо произнес парнишка, – унитазы починяешь.
Толик повернулся и тут же узнал Сквозняка.
– Колька! Колян! Да неужели ты? Нашел меня? Или случайно?
– Я старых друзей не забываю, – улыбнулся Сквозняк. – Ну, рассказывай, как живешь.
В тот вечер они поговорили совсем недолго. Вышла Катя, и Сквозняк попрощался, исчез. Толик даже не успел ничего спросить, спохватился, что не узнал ни телефона, ни адреса своего интернатского дорогого друга, испугался, что они опять потеряются. Однако Сквозняк появился через неделю, совершенно неожиданно. Просто пришел как-то вечером к Толику домой.
Толик жил в коммуналке, в старом доме. Три другие комнаты занимали три семьи, в одной семье – парализованная старуха, в другой – муж-алкоголик, в третьей – младенец и еще двое детей, постарше. Они с Катей хотели пожениться, но ждали квартиру. Оба давно поняли, что хоть и полагается им однокомнатная отдельная квартира как работникам жилконторы, однако без взятки не дадут, очередь на много лет вперед. А взятка должна быть большая, пока столько денег скопишь, состаришься.
Коля Сквозняк глубоко вник в проблемы своего друга и в один прекрасный день принес тысячу рублей. Именно столько, сколько надо было дать «на лапу» начальнице конторы.
– Да ты что! – испугался Толик. – Я тебе еще когда вернуть-то смогу! Мне, конечно, дают жильцы, но это совсем другие деньги, это на поллитру. Я не пью, откладываю. На еду только трачу, на одежду. Но все равно, это ж совсем другие деньги…
– Не переживай, – Коля потрепал его по плечу, – потом как-нибудь сочтемся.
– А у тебя у самого откуда столько? – спросил Толик.
Сквозняк ничего не ответил, заговорил о другом. А деньги Толик взял. С квартирой нельзя было тянуть. Катя теряла терпение. Она красивая, многие на нее заглядывались. Толик боялся – уведут, если не поженятся они в ближайшее время.
Ни на новоселье, ни на свадьбу Сквозняк не пришел. Пропал надолго, почти на год. Толик очень переживал, связь у них была односторонняя. Ни телефона, ни адреса своего дорогого друга он так и не узнал. Спрашивал несколько раз, но Сквозняк говорил: «Военная тайна». Я, мол, шпионом работаю. Толик не обижался. Не хочет говорить – не надо. Слепая детская привязанность, которая осталась в его душе с интернатских времен, оказалась сильнее логики, сильнее любопытства и здравого смысла.
Семейного счастья не получилось. Отправился он как-то в выходной подхалтурить, думал, на целый день, а вернулся через пару часов. И застал свою красивую Катю с чужим мужиком. Все вышло как в анекдоте, смешно даже. Но Толику было вовсе не до смеха. Впервые в жизни он пожалел, что не пьет и драться не умеет.
Новую квартиру, полученную за взятку, пришлось разменивать. А как разменяешь однокомнатную? Только с доплатой. И вот тут опять появился Коля. Опять дал тысячу рублей. С тех пор заходить стал чаще. Расспрашивал про работу, про жильцов, у кого какая мебель и сантехника. Толику было не по себе от таких разговоров. Он уже понял, чем его дорогой друг занимается и почему так запросто может дать столько денег.
Но ничего за разговорами не следовало. Никто не трогал квартиры, которые обслуживал сантехник Чувилев. Толик понимал: рано или поздно это произойдет. А с другом единственным ссориться не хотелось. И долг надо бы вернуть.
Он стал откладывать деньги, отказывал себе во всем, брал любую халтуру. За полтора года скопил тысячу рублей. И тут узнал, что одну из подопечных квартир ограбили. И не просто, а с убийством. Хозяйки дома не было, в больнице лежала. А хозяина-старика нашли мертвым.
Толику стало страшно. Он ждал, когда придут к нему из милиции. Но никто не приходил. И Сквозняк пропал надолго. Толик продолжал копить деньги, чтобы отдать сразу две тысячи и больше на опасные вопросы дорогого друга о чужих квартирах никогда не отвечать.
Через два месяца – еще одно ограбление. Уже без убийства. К счастью, хозяев той ночью дома не оказалось. А еще через месяц появился Сквозняк.
– У меня на книжке тысяча двести тридцать рублей, – сказал ему Толик, – я тебе половину долга могу прямо сейчас отдать, только в сберкассу схожу.
– Так ты отдал уже половину, – ответил Коля, спокойно глядя ему в глаза, – вернее, отработал. Так что можешь себе оставить.
– Я не хочу, – тихо сказал Толик, – возьми деньги.
– А в зону хочешь? – улыбнулся Сквозняк. – Могу устроить по старой дружбе. Нет, ты не бойся. Я шучу, конечно. – Он потрепал Толика по плечу. – Какая зона? Вот если б ты настоящую наводку дал, тогда да. А это пока только так, репетиция.
– Коль, не надо больше, а? Боюсь я. Не хочу в зону.
– Не дрейфь, Толян. Все путем. Кроме меня, никто не знает. И не узнает. Даю тебе по жизни два варианта. Можно вот так до старости унитазы чинить, гнить на десяти метрах с черно-белым телевизором. А можно по-другому, по-человечески. Все у тебя будет – машина, дом; захочешь – за границу поедешь, откроешь свой ресторан. Помнишь, ты недавно говорил, что есть у тебя мечта? Так вот, я ж ее тебе на блюдечке преподношу, дураку такому, а ты нос воротишь. Ты ведь заслужил, Толян, тебе по жизни полагается компенсация за детдом и интернат.
– А если найдут, посадят? – шепотом спросил Толик.
– Слушай, ты ж меня с детства знаешь, – поморщился Сквозняк, – если все с умом делать, не найдут.
– А старика обязательно надо было мочить?
– Если с умом, то обязательно.
Слишком долго уговаривать Толика не пришлось. Не было у него никого на свете ближе Коли Сквозняка. Прав Коля, все он верно говорит, особенно про компенсацию.
Милиция так ни разу и не приходила к образцовому, непьющему сантехнику Чувилеву. Никто не видел связи между ограблением и вызовом сантехника. Ну, засорилась раковина месяц назад, а вчера ночью квартиру ограбили. Какая тут может быть связь?
Словно в сказке, без всяких усилий скопил Толик сначала на хороший «жигуль», а потом купил небольшой участок земли и стал потихоньку строить дом недалеко от Москвы, в двадцати километрах от Кольцевой дороги, по Дмитровскому шоссе. Шел 1991 год. Мечта о собственном ресторане разрасталась вместе с добротным каменным фундаментом, обретала вполне реальные очертания. И даже за границу уезжать не надо. Собственный ресторан можно теперь иметь и в России.
Будущий владелец ресторана все еще работал сантехником. Жильцы удивлялись, когда по вызову из жэка приходил чистить засор или менять прокладки в водопроводных кранах не красноносый бестолковый алкаш, а человек солидный, трезвый, очень вежливый. Такому как-то даже неудобно совать на поллитру.
