— Да, Махмуд, давай выпьем с тобой за встречу, — улыбнулся Карл, — пройзт, дорогой, твое здоровье.
— Нет, — палестинец покачал головой, — нельзя мне. Ты забыл, Коран нам совсем не позволяет пить.
— Жаль. Мне так хотелось выпить с тобой. Сколько мы не виделись? Год или больше? — Карл отхлебнул шнапс и поставил рюмку. — Ты похудел, Махмуд. Но тебе идет. Хотя у вас считается, что мужчина должен быть толстым.
— И женщина тоже, — Махмуд усмехнулся, покосился на Ингу, — но ты, Инга, красивая, очень красивая. Хотя и худая.
— Я знаю, — улыбнулась в ответ Инга. — Кофе сварить тебе, Махмуд?
— Да, только покрепче.
— Она теперь умеет варить настоящий турецкий кофе. Между прочим, это ты, Махмуд, приучил меня к настоящему кофе. Помнишь, как в лагере, после тренировок, ты упрямо крутил ручную кофейную мельницу? Электрическая тебя не устраивала.
— Да, в электрической зерна дробятся, а в ручной перетираются. Вкус совсем другой.
— Вот этих тонкостей я до сих пор не понимаю, — Карл пожал плечами, какая разница, как смолоты зерна?
— Конечно, вы, немцы, пьете жидкую бурду. Знаешь, когда пахнет хорошим кофе, я сразу вспоминаю Мустафу-Левшу. Он любил есть кофейную гущу. Многие у нас на Востоке любят гущу.
— Меня, между прочим, тошнило слегка, когда он выедал эту черную кашицу со дна чашки, — заметил Карл.
— А ты знаешь, ведь мои люди выяснили, кто убил Левшу в Гамбурге в июле семьдесят девятого, — произнес Махмуд, задумчиво глядя мимо Карла, за окно, в мокрую черноту берлинской ночи, — мы ни одной минуты не верили, что наш Левша мог покончить с собой. Мы больше двух лет вели свое расследование. Левша был нашим лучшим боевиком. Он поражал цель с любого положения, мог стрелять, повиснув головой вниз. Он с трехсот метров попадал в подброшенную монету и с тридцати поражал ножом сердце либо другой орган человека — на выбор. Он бросал ножи с обеих рук. Его ведь называли Левшой не потому, что правая работала хуже. Просто для него не было разницы. Обе руки одинаково сильные и ловкие.
Высокий голос Махмуда звучал монотонно, тихо, и хотя говорил он на хорошем немецком языке, это напоминало печальную песню муллы с минарета. Он продолжал глядеть в окно, следил глазами, как ползут по стеклу длинные дождевые капли, и внезапно вспыхнувший ало-голубой огонь неоновой рекламы на противоположной крыше залил его бледное, обросшее бородой лицо совершенно покойницким цветом, мертвенно-сизым, с кровавым отливом.
За последний год Махмуд потерял почти всех своих товарищей. После двух неудачных покушений на премьер-министра Израиля вездесущий МОССАД устроил настоящую охоту за членами террористической организации «Эль-ислами».
В рамках МОССАДа была создана специальная группа, которая действовала вне всяких международных правил, нелегально отлавливая и убивая палестинских боевиков.
Спецслужбы и полиция разных стран смотрели на эту противозаконную акцию сквозь пальцы. На счету «Эль-ислами» было слишком много трупов, чтобы у кого-то поднялась рука остановить моссадовцев. К тому же мстители действовали профессионально, крайне осторожно и не оставляли никаких следов.
Рассыпавшихся по всему свету, меняющих мена и внешность палестинцев находили в Париже и Каракасе, в Вене и Асунсьоне.
Первым был убит представитель Организации освобождения Палестины в Риме сорокалетний Абдул Вади Каллари. Это произошло просто и буднично. Поздно вечером Абдул возвращался из гостей, был один и слегка навеселе. Он, в отличие от своих ортодоксальных единоверцев, любил выпить и не боялся разгневать Аллаха. Он говорил, что ему простятся мелкие слабости за то, что он убивал неверных.
Пока Каллари ждал лифта в подъезде своего дома, к нему подошел агент МОССАДа, выпустил в голову двенадцать пуль из бесшумного пистолета и скрылся.
Римские власти официально объявили, что в ходе расследования открылись факты, указывающие на тесную связь Каллари с сицилийской наркомафией.
Через полтора месяца в Париже в доме представителя ООП Хусейна Аль Парси зазвонил телефон. Парси поднял трубку, представился и тут же был разорван на куски мощным взрывом. Для убийства выбрали момент, когда Парси находился один в доме. Ни семьи, ни прислуги рядом не было.
В многочисленных интервью высокие чины ООН, Интерпола, ЦРУ и другие компетентные чиновники, военные и штатские, заявляли, что слухи о некоей группе возмездия при МОССАДе явно преувеличены. Все спецслужбы имеют отделы по борьбе с терроризмом, и деятельность этих отделов нельзя считать незаконной. Когда речь идет о борьбе с терроризмом, правомерны любые средства.
Махмуд Хамшари, глава банды по прозвищу Черный Шейх, был главной целью моссадовцев. Чтобы отвлечь внимание от лидера, палестинцы решили на некоторое время заменить его подставным лицом.
Алжирец Сайд Алми-Хан возглавил «Эль-ислами» и тут же развернул активную деятельность по объединению всех палестинских группировок. Израильтяне забыли о Черном Шейхе и открыли охоту на Алми-Хана. Уже через месяц его автомобиль взлетел на воздух на тихой парижской улице. Черный Шейх был в ярости, организовал акцию возмездия. В Париже был убит атташе израильского посольства.
Но ярость и возмездие — это не те средства, которыми можно спасти свою жизнь. Махмуду приходилось скрываться, носиться по миру, менять внешность. Он уже никому не верил, даже своим. Именно свой продал израильтянам Алми-Хана, за большие деньги назвал адреса трех парижских любовниц алжирца.
За год было уничтожено двадцать лучших членов организации «Эль-ислами». Палестинцы не оставались в долгу. За каждый новый труп израильтяне получали не меньше трех трупов, а иногда сразу по несколько десятков покойников. Но сил у «Эль-ислами» становилось все меньше. Моссадовцы действовали не только пулями и бомбами. Они пускали в ход шантаж, подкуп, обещали жизнь, свободу и огромные деньги за информацию о Черном Шейхе. И это оружие оказалось страшнее огнестрельного. Жить хотели все. От свободы и денег было сложно отказываться. «Эль-ислами» разваливалась на глазах. Махмуд никому не верил. — Мы нашли убийцу Левши, — повторил он, продолжая глядеть мимо Карла, — это было трудно, но мы все-таки нашли.
Карл сочувственно кивнул, не спеша поднялся со стула, прошел по комнате к маленькому секретеру. В жестянке из-под печенья лежал заряженный пистолет «ТТ». Карл сел на столешницу секретера и небрежно положил руку на крышку жестянки.
— Конечно, прошло больше двух лет, — монотонно продолжал Махмуд, — и многое изменилось. Столько погибло людей после Левши, что можно и забыть. Но ты знаешь меня, Карл, я ничего не забываю и тем более не прощаю.
Махмуд сидел сгорбившись, вжав голову в плечи. Руки его были спрятаны в глубокие карманы просторной кожанки. Карл знал, Махмуд стреляет и метает нож не хуже покойного Левши.
Вошла Инга с кофейником и тремя чашками на подносе. На лице ее блуждала бессмысленная улыбка, зрачки стали огромными. Она шла по комнате на заплетающихся ногах, тихонько напевая себе под нос старинную песенку «Ах, мой милый Августин». Чашки и дымящийся кофейник угрожающе скользили по подносу.
«Морфий, — машинально отметил про себя Карл. — Укололась только что, уже второй раз сегодня. Пора класть ее в клинику».
Он как бы случайно сдвинул крышку жестянки, но не рассчитал, она упала с громким звоном и покатилась по полу.
Инга качнулась, поднос накренился, но Махмуд вскочил и подхватил его. Кофе не пролился, чашки не разбились. Инга продолжала бессмысленно улыбаться и напевать. Карлу хватило одной секунды, чтобы незаметно вытащить пистолет из жестянки и сунуть его за пояс джинсов, под свитер.
Махмуд поставил поднос на стол, опять сел и сунул руки в карманы.
— Все дерьмо, — громко сказала Инга и засмеялась, — вся эта жизнь дерьмо. Ты знаешь, Махмуд, он уже месяц не спит со мной, — она уселась на пол по-турецки рядом со стулом Махмуда, — вот ты говоришь, я красивая. Скажи, почему он со мной не спит? Наверное, он разлюбил меня. Как ты думаешь? Не знаешь? Я
