— Мля... — протянул Минхо, одним словом полностью выразив всю гамму чувств, охвативших Томаса.
— Но, может, это только случайность? — вмешалась Тереза. — Давайте проверим другие. Живо!
Томас послушался и сложил вместе следующие восемь карт, потом ещё восемь, и ещё... И каждый раз в центре появлялась очередная буква. За
— Плыть брат? — недоумевал Ньют. — Что за галиматья? И это твой код?
— Нам надо работать дальше, — ответил на это Томас.
Перепробовав различные комбинации, они выявили второе слово —
— Никакая это не случайность, — заявил Минхо.
— Точно, — согласился Томас. Ему не терпелось продолжить работу.
Тереза махнула в сторону шкафа:
— Нам надо проработать абсолютно всё — каждую коробку снизу доверху.
— Да, — кивнул Томас. — Поднажмём!
— Без нас, — сказал вдруг Минхо.
Все воззрились на него, но он твёрдо выдержал их изумлённо-возмущённые взгляды.
— Нам с Томасом надо отправить Бегунов в Лабиринт.
— Спятил? — вскипел Томас. — Здесь у нас дела поважнее!
— Может быть, — невозмутимо парировал Минхо. — Но у нас каждый день наперечёт, и мы не имеем права терять их зря. Не теперь.
Томаса словно ушатом холодной воды окатили. По его мнению, так это как раз беготню в Лабиринте теперь можно было считать напрасной потерей времени, которое так необходимо, чтобы разгадать код.
— Да зачем, Минхо? Ты же говорил: паттерны, в основном, повторяются каждый месяц. Один день ничего не изменит.
Минхо ударил по столу ладонью.
— Кончай пороть чушь, Томас! Может, сегодня как раз самый важный день, и нам позарез надо в Лабиринт! А вдруг что-то изменилось, что-то где-то открылось новенькое? На самом деле, раз Двери всё равно не закрываются, я думаю, самое время испробовать твою идею — остаться снаружи на ночь и разнюхать всё как следует.
А вот это уже интересно — Томасу уже давно хотелось провернуть что-то в этом роде. Не зная, на что решиться, он спросил:
— Но как же с кодом? Ведь надо...
— Томми, — успокаивающим тоном заговорил Ньют, — Минхо прав. Шенки, валите отсюда и прямым ходом в Лабиринт. Я подберу кое-кого из приютелей, которым можно доверять, и засажу их за работу. — В голосе Ньюта как никогда прежде зазвучали уверенные нотки настоящего лидера.
— Я тоже, — встряла Тереза, — останусь здесь и помогу Ньюту.
Томас уставился на неё.
— Уверена? — Ему нестерпимо хотелось расшифровать код самому, но он решил, что Минхо и Ньют правы.
Она улыбнулась и сложила на груди руки.
— Если вы собираетесь вычислить тайный код из целого вороха сложных запутанных узоров, то ясный женский ум вам просто необходим — без него вы быстренько зайдёте в тупик. — Её улыбка перешла в самоуверенную ухмылку.
— Ну, если ты так считаешь... — протянул Томас, в свою очередь скрещивая руки и улыбаясь. Ему опять не хотелось уходить от неё.
— Лады, — кивнул Минхо и повернулся, чтобы уйти. — Всё просто замечательно, валим отсюда. — Он направился к двери, но остановился, обнаружив, что Томас не сдвинулся с места.
— Не волнуйся, Томми, — заверил Ньют. — Ничего с твоей подружкой не случится.
Томасу казалось, что в этот миг через его голову пронёсся миллион разных мыслей. Тут были и желание поскорее узнать код, и смущение от того, чтo о них с Терезой думал Ньют, и стремление в Лабиринт — а ну как там действительно откроется что-то новенькое? — и, конечно, страх.
Но он отмёл все эти думы в сторону и, даже не попрощавшись, помчался за Минхо вверх по лестнице.
Томас помог Стражу собрать Бегунов и, рассказав новости, организовать большую экспедицию в Лабиринт. К удивлению Томаса, все с готовностью согласились, что настала пора провести более фундаментальные исследования, и, следовательно, надо остаться снаружи на ночь. Хотя юноша нервничал и терзался страхом, он, тем не менее, сказал Минхо, что готов самостоятельно углубиться в одну из секций, но Страж отказался наотрез: для рутинной работы у них имелось восемь опытных Бегунов. Томасу же предстоит пойти с ним, Минхо. Услышав это, у Томаса так полегчало на душе, что ему почти стало стыдно.
Они со Стражем упаковали свои рюкзаки, напихав в них гораздо больше припасов, чем обычно — никто не мог сказать, как долго им придётся оставаться в Лабиринте. Несмотря на страх, настроение Томаса было приподнятым: может быть, именно сегодня они найдут выход?!
Ребята разминались у Западной двери, когда к ним пришёл Чак — попрощаться.
— Я бы пошёл с вами, — нарочито весело сказал мальчик, — но мне пока ещё жить охота.
Томас неожиданно для себя самого рассмеялся.
— Спасибо! Уж подбодрил, так подбодрил!
— Ты там поосторожнее! — В словах Чака теперь сквозило неприкрытое беспокойство. — Если бы мог, я обязательно помог бы вам, парни.
Томас был тронут: юноша готов был поспорить с кем угодно, что если бы это действительно было необходимо и он попросил Чака пойти с ними, тот бы пошёл без единого слова.
— Спасибо, Чак. Мы будем очень осторожны.
Минхо издал свой знаменитый хрюк.
— Ну да, как же. Не время осторожничать. Малыш, теперь всё иль ничто...[12]
— Нам пора идти, — сказал Томас. В животе у него порхали бабочки, так что поскорее бы начать двигаться и прекратить зря накручивать себя. Как бы там ни было, находиться ночью в Лабиринте было ничуть не опаснее, чем сидеть в Приюте с его незакрытыми Дверьми. Хотя и эта мысль вовсе не грела.
— Да, — ровно ответил Минхо, — пошли.
— Ну что ж, — промолвил Чак, уставившись на свои ботинки. Потом поднял взгляд на Томаса: — Удачи. И если твоя девушка заскучает, я постараюсь её утешить своей любовью.
Томас закатил глаза.
— Да никакая она не моя девушка, ряха ты паршивая!
— Вау, — подивился Чак, — ты уже перенял у Алби его грязные словечки. — Было ясно, что мальчик изо всех сил старается балагурить, как бы говоря, что ему всё трын-трава, но глаза его не могли лгать. — Нет, правда — желаю удачи.
— Спасибо, куда ж нам без твоих пожеланий, — закатил глаза и Минхо. — До скорого, шенк!
— Ага, до скорого, — прошептал Чак и повернулся, чтобы уйти.
На Томаса накатила грусть: может так статься, что он больше никогда не увидит ни Чака, ни Терезы, ни кого другого из приютелей. Его охватил внезапный порыв подбодрить мальчугана:
— Не забывай моё обещание! — прокричал он вслед удаляющемуся Чаку. — Я верну тебя домой!
Чак обернулся и отсалютовал отогнутыми кверху большими пальцами. В глазах его блеснули слёзы.