ребенком. В последнюю ночь, услышав пение, Марко зарыдал. Лодочник умолк, потом крикнул на генуэзском наречии:
— Эй, не унывай, паренек! Черт возьми! Как, ты, генуэзец, плачешь, потому что ты далеко от своего дома! Ведь генуэзцы со славой и победой объездили весь мир!
Услышав эти слова, Марке как бы проснулся; Он узнал голос генуэзской крови и, гордо подняв голову, ударил кулаком по рулю. «Да, — сказал он сам себе, — если бы мне пришлось даже объехать вокруг всего света, пространствовать еще долгие годы, пройти сотни тысяч миль пешком, я всё равно буду идти вперед, пока не найду свою мать, хотя бы я дошел до нее умирая и мертвым упал к ее ногам! Лишь бы мне еще один раз увидеть ее! Смелей!»
С такими бодрыми мыслями прибыл он, на розовой заре одного прохладного утра, к городу Розарио, на высоком берегу Параны, где отражались в воде украшенные флагами мачты сотен кораблей, пришедших сюда из самых различных стран.
Как только Марко высадился на берег, так сейчас же, крепко держа в руках свой мешок, стал подниматься по направлению к городу. Он должен был разыскать там одного аргентинского синьора и передать ему от того человека, который принял в нем участие в Боке, визитную карточку с написанными на ней несколькими словами.
Когда Марко вошел в Розарио, ему показалось, что он уже раньше бывал в этом городе. Здесь тянулись те же бесконечные прямые улицы с низенькими белыми домиками, над крышами которых по всем направлениям пересекались нити телеграфных и телефонных проводов, похожие на огромную паутину. На этих улицах царила такая же суматоха, было так же много людей, лошадей и экипажей.
Голова у Марко кружилась. Ему казалось, что он снова попал в Буэнос-Айрес и во второй раз должен разыскивать своего, дядю. Он почти целый час кружил по улицам, поворачивая то направо, то налево, и ему чудилось, что он каждый раз попадал опять на ту же самую улицу.
Наконец, после многих расспросов, он нашел дом, который искал. Марко потянул за звонок. В дверях показался толстый светловолосый человек с суровым лицом, очевидно слуга, который грубо спросил, произнося слова на иностранный лад:
— Что надо?
Мальчик назвал имя синьора.
— Синьор, — ответил слуга, — уехал вчера в Буэнос-Айрес со всей семьей.
Марко стоял перед ним и не мог произнести ни слова. Наконец он пробормотал:
— Но я… у меня никого здесь нет! Я совсем один. И он протянул визитную карточку.
Толстый человек взял ее, прочитал и ворчливо сказал:
— Я не знаю, что и делать. Ты передашь хозяину эту карточку через месяц, когда он вернется.
— Но я… я здесь совсем один, он мне так нужен! — воскликнул мальчик умоляющим тоном.
— Ну, ступай! — услышал он в ответ. — Как будто у нас в Розарио мало такой сорной итальянской травы, как ты! Возвращайся просить милостыню к себе на родину.
И слуга захлопнул дверь перед самым носом Марко. Тот остался стоять на месте, как пораженный громом.
Потом он медленно поднял свой мешок и пошел прочь. Сердце его сжимала тревога, в уме, путаясь, проносились одновременно тысячи страшных мыслей. Что делать? Куда идти?
Из Розарио в Кордову надо ехать по железной дороге, а у него только несколько лир. Когда он проживет сегодняшний день, то у него почти ничего не останется. Где достать денег на проезд по железной дороге? Правда, он может работать, но как найти здесь работу? Просить милостыню? — чтобы тебя могли оскорбить и унизить, как сделал только что этот толстый слуга?.. Нет, никогда в жизни, лучше умереть! И при этой мысли, при виде уходящей вдаль длинной улицы, которая терялась там, в беспредельной равнине, Марко почувствовал, что мужество снова покидает его, — он бросил свой мешок на панель, сел на него, прислонился спиной к стене и закрыл лицо, руками; он не плакал, но вся фигура его выражала полное отчаяние. Люди, проходя мимо, задевали его ногами; экипажи наполняли улицу шумом; несколько мальчиков остановились, чтобы посмотреть на Марко. Он оставался неподвижным.
Вдруг он вздрогнул, — кто-то говорил ему, мешая итальянский язык с ломбардским наречием:
— Что с тобой, мальчуган?
Марко поднял голову и тотчас же вскочил на ноги, испустив крик изумления:
— Вы здесь?
Перед ним стоял старый ломбардский крестьянин, с которым он подружился на пароходе. Старик сам был не менее изумлен. Но мальчик не дал ему времени на расспросы и сейчас же начал рассказывать о своих злоключениях.
— И вот я остался без денег, — закончил он, — теперь мне надо работать; найдите мне какую-нибудь работу, чтобы я мог отложить несколько лир; я кое-что умею; я могу разносить товары, подметать улицы, выполнять различные поручения, могу также работать на полях. Мне довольно будет одного черного хлеба, лишь бы я мог скорее уехать, лишь бы я мог найти, свою мать! Окажите мне милость, дайте мне возможность работать, найдите мне работу, умоляю вас, а то я не могу больше.
— Ах, черт возьми! — воскликнул старик, осматриваясь кругом и почесывая себе подбородок, — вот история так история! Работать… это легко сказать! Но подумаем немного. Неужели нельзя будет собрать тридцать лир среди наших земляков?
Марко посмотрел на него, окрыленный надеждой.
— Пойдем со мной, — продолжал крестьянин. — Куда? — спросил мальчик, снова поднимая свой мешок.
— Пойдем со мной.
Старик двинулся в путь, и Марко последовал за ним. Они довольно долго шли молча. Наконец крестьянин остановился перед небольшим кабачком. Вместо вывески над дверью была изображена звезда, с надписью под ней «Звезда Италии». Старик заглянул внутрь, затем обернулся к Марко и весело сказал:
— Мы попали в удачную минуту.
Они вошли в комнату, где стояли столы и сидело много мужчин, которые пили и громко разговаривали.
Старый ломбардец подошел к первому столу, и по тому, как он поздоровался с шестью сидевшими вокруг посетителями, видно было, — что он сам принадлежит к их компании. Лица у всех были красные, и они со звоном чокались своими стаканами, громко разговаривая и смеясь.
— Друзья, — начал без всяких церемоний ломбардец, указывая на Марко, — этот мальчик — наш земляк, он один приехал из Генуи в Буэнос-Айрес, чтобы найти свою мать. В Буэнос-Айресе ему сказали: «Здесь ее нет больше, она в Кордове». Он на барже доплыл до Розарио, он плыл три дня и четыре ночи. У него было рекомендательное письмо, но когда он подал его, то ему показали язык и захлопнули дверь. У него не осталось больше ни чентезимо. Он здесь один и в полном отчаянии. А я знаю, что он хороший мальчик. Посмотрим, не найдется ли у нас деньжонок ему на билет до Кордовы, где находится его мать? Не оставлять же его без помощи, как собаку?
— Нет, нет! Черт побери! Кто это смеет говорить? — закричали все вместе и застучали кулаками по столу.
— Наш земляк!
— Подойди-ка, малыш!
— Ты увидишь, каковы мы, эмигранты!
— Посмотрите-ка на этого плутишку!
— Выкладывайте-ка гроши, товарищи!
— Молодец! Один приехал в Америку! Это смело!
— Хлебни-ка глоток, маленький земляк!
— Мы отправим тебя к твоей матери, не сомневайся!
При этом один ласково ущипнул его за щеку, другой похлопал по плечу, третий взял у него из рук мешок.
Другие земляки, сидевшие за соседними столами, встали и подошли поближе.
Рассказ о приключениях Марко быстро облетел весь кабачок. Из соседней комнаты прибежали трое аргентинцев, и меньше чем в десять минут старый ломбардец, который протягивал шапку, собрал сорок две
