серьезным:

— Ну, а как моя семья? Как Джиджа?[37]

— Хорошо, — ответила мама. Джорджо с облегчением вздохнул.

— Ну слава богу, — сказал он. — У меня не хватало духа пойти прямо в институт глухонемых, не узнав раньше, как она. Я пока оставлю у вас свой узел, а сам схожу за ней. Три года, как я не видел свою девочку! Три года, как я не видел никого из своих!

Мой отец велел мне проводить Джорджо до института.

— Простите, еще одно слово, — сказал садовник, останавливаясь на площадке лестницы.

Мой отец прервал его:

— Ну, а как дела?

— Хорошо, — ответил тот, — слава богу, несколько сольдо я привез-таки домой. Но вот что я хотел у вас спросить. Чему там научили мою немушу? Говорит ли она хоть немножко? Когда я расстался с ней, она была, бедняжка, совсем как маленький зверек. Я-то мало верю всем этим институтам. Ее научили говорить знаками? Правда, жена мне писала: «Она учится говорить, делает успехи». Но какой смысл, скажу я вам, что она научилась говорить знаками, если я их не понимаю и не умею делать? Как мы будем объясняться с моей бедной малюткой? Эти знаки хороши для немых, которые могут понять друг друга. Так как же обстоит дело?

Отец улыбнулся и ответил:

— Я ничего не хочу говорить вам, вы всё увидите сами. Идите же, идите, не отнимайте у нее больше ни одной минуты.

Мы вышли. Институт находился совсем близко. Пока мы шли по улице, садовник разговаривал со мной и делался всё более и более грустным:

— Ах, моя бедная Джиджа! Родиться с таким пороком, быть глухонемой! Подумать только, я ни разу не слышал от нее слова «отец», и она никогда не слышала от меня «доченька». Она ни разу в жизни не сказала и не услышала ни слова. И счастье еще, что нашёлся добрый синьор, который взял на себя расходы по институту. Но вот… до восьми лет ее не могли туда принять. Три года меня не было дома. Теперь ей уже одиннадцатый год. Она выросла, скажи-ка мне, за это время? Она довольна, счастлива?

— Сейчас увидите, сейчас увидите, — отвечал я ему, ускоряя шаги.

— Но где же этот институт? — спрашивал он. — Жена отвела туда дочку уже после моего отъезда. Мне кажется, что он должен быть где-то здесь.

Наконец мы пришли и сразу же поспешили в приемную. Навстречу нам вышел швейцар.

— Я отец Джиджи Воджи, — сказал садовник, — скорей… скорей… мою дочь…

— У них как раз перемена, — ответил швейцар, — я сейчас доложу учительнице, — и он исчез.

Джорджо не мог больше ни говорить, ни стоять на месте; он рассматривал картины на стенах, ничего на них не видя.

Дверь отворилась, и вошла учительница, одетая в черное, ведя за руку девочку.

Одно мгновение отец и дочь смотрели друг на друга, потом с криком бросились друг другу в объятия.

Девочка, одетая в полосатое, белое с розовым, платье и серый передник, была выше меня ростом. Она плакала и обнимала своего отца обеими руками за шею. Потом садовник немного отстранил ее от себя и оглядел с ног до головы. Глаза его блестели, и он дышал тяжело, как после долгого бега. Наконец он воскликнул:

— Как же она выросла! Какая она стала красивая! Ах ты моя милая, несчастная Джиджа! Моя немуша! Это вы, синьора, ее учительница? Прикажите-ка ей, пусть она мне что-нибудь скажет своими знаками, может быть я хоть кое-что разберу, а потом научусь понемножку понимать ее как следует. Пусть она мне что-нибудь объяснит по-своему.

Учительница улыбнулась и тихо спросила у девочки:

— Кто это за тобой приехал?

И тогда девочка, каким-то хриплым, странным и однообразным голосом, как иностранец, который впервые заговорил на нашем языке, но совершенно отчетливо, улыбаясь произнесла:

— Э-то мой о-тец.

Садовник отскочил назад и закричал, как безумный:

— Она говорит! Да как же так, как же это? Говорит? Ты говоришь, доченька, говоришь? Скажи-ка, ты вправду говоришь? — И он опять обнял ее и три раза поцеловал в лоб. — Так, значит, ее не знаками научили говорить, синьора учительница, не пальцами? Да как же это так?

— Нет, синьор Воджи, — ответила учительница, — не знаками. Это уже устаревший метод. Теперь мы учим их по новому, звуковому методу. Разве вы этого не знали?

— Нет, я ничего не знал, — отвечал пораженный садовник. — Меня три года не было в Италии. Мне, правда, писали об этом, да я не понял, ведь у меня всё равно что деревянная башка. Ах, доченька моя, так ты, значит, меня понимаешь, ты слышишь меня? Отвечай-ка мне, ты слышишь, ты слышишь, что я говорю?

— Ну нет, — вмешалась учительница, — вашего голоса она не слышит, так как она глуха. Но по движению ваших губ она понимает слова, которые вы произносите. Вот в чем весь секрет. Она не слышит ни вас, ни тех слов, которые говорит сама; она произносит их потому, что мы выучили ее буква за буквой, как складывать губы и двигать языком, как нужно при этом дышать и как напрягать горло, для того чтобы издавать звуки.

Садовник не понимал и стоял с открытым ртом. Он всё еще не верил, что его дочь может говорить.

— Скажи-ка мне, Джиджа, — шепнул он ей на ухо, — рада ли ты, что твой отец вернулся?

И он выпрямился, ожидая ответа.

Девочка задумчиво посмотрела на него, но ничего не ответила.

Отец смутился.

Учительница засмеялась, а потом сказала:

— Мой друг, она не отвечает вам, потому что она не видела движений ваших губ, ведь вы говорили ей на ухо! Повторите свой вопрос так, чтобы ваше лицо было ей хорошо видно.

Садовник, глядя прямо на дочь, повторил:

— Рада ли ты, что твой отец вернулся и что он не уедет больше?

Девочка, которая всё время внимательно смотрела на его губы, пытаясь заглянуть даже в рот, ясно ответила:

— Да, я ра-да, что ты вер-нул-ся и боль-ше ни-ког-да не у-е-дешь.

Отец восторженно обнял ее, а затем, желая еще раз убедиться, что она, действительно, говорит, он быстро-быстро стал задавать ей вопросы:

— Как зовут твою маму?

— Ан-тония.

— Как зовут твою младшую сестренку?

— А-де-лаида.

— Как называется эта школа?

— Шко-ла глу-хо-не-мых.

— Сколько будет дважды десять?

— Двадцать.

Мы думали, что он захохочет от радости, а он вдруг заплакал. Но это всё-таки были слёзы радости.

— Успокойтесь, — сказала ему учительница, — вы должны радоваться, а не плакать. Вот видите, теперь заплакала и ваша дочь! Ну разве это хорошо?

Садовник схватил руку учительницы и стал целовать ее, говоря:

— Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, дорогая синьора учительница, и простите меня, что я не умею этого сказать по-другому.

— Но ваша дочь научилась у нас не только говорить, — продолжала учительница, — она научилась читать и считать. Она знает названия всех обычно окружающих нас вещей и немного историю и географию.

Вы читаете Сердце
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату