Том 6

Отворотясь, но вздохов не тая.
Тогда, — хоть сознаваться в том негоже,—
Почувствовал я, что сестра моя
Доставила бы радости мне больше,
В гостинице оставшись чуть подольше.
Когда устали мы с сестрой болтать,
Я у нее спросил: «Ответь, зазнайка:
Кто лечь тебе позволил на кровать
С той стороны, где спать должна хозяйка?»
Сестра в ответ: «Она сама, чтоб дать
С тобою мне поговорить. Вставай-ка
Да ложе обойди и перед ней
Сполна свою признательность излей».
«Нет! — Леонарда вскрикнула тревожно.—
Нет! Я боюсь… Не смейте подходить!»
И, с толку сбит боязнью этой ложной,
Утратил разом я и пыл и прыть.
Она же, словно я злодей безбожный,
Задумавший насилье совершить,
От страха напускного побелела,
Изобразив его довольно смело.
То издавая стон, то хохоча,
То прячась с головою, то небрежно
Приоткрывая шею, грудь, плеча,
Она рвалась и билась так мятежно,
Что недотрогу, время улуча,
Я попытался б урезонить нежно,
Когда б она рабу не позвала
И к ложу та свечу не поднесла.
Разбросив косы — волны в море страха,
В меня вперилась Леонарда вновь
И убедилась, — но уж не впотьмах, а
При свете, — что во мне кипит вся кровь.
Тогда плутовка, став алей шарлаха,
Хотя чиста была моя любовь
И я не помышлял о совращенье,
Под простыни нырнула в возмущенье.
Ловчей она ломалась, чем иной
Комедиант завзятый и отпетый.
К тому ж я знал, что брат ее родной
Домой не возвратится до рассвета,
Поэтому под сенью тьмы ночной
Я рад был задержаться в спальне этой…
О женщина! Коль в ход ты пустишь ложь,
То и судьбу вкруг пальца обведешь.
Я отошел к стене, встал у пилястра
И долго на постель глазел молчком.
Вдруг с ножки, что белее алебастра,
Упала наземь туфелька тайком…
Своею жизнью дон Хуан де Кастро
Тебе, мой друг Мартин, клянется в том,
Что нет во всей Севилье достославной
Ни туфельки такой, ни ножки равной!
Ниспосланный мне столь внезапно клад
Я поднял с полу и унес с собою,
Считая, что вознагражден стократ
Теперь за все лишения судьбою.
Когда сюда вернулся я назад,
Уже алело небо голубое,
И не во сне, а наяву со мной
Произошло все это, милый мой.

Мартин

Вам повезло, сеньор, даю в том слово!
Короче и печальней мой рассказ.
Решил я в полночь повидаться снова
С рабынею, сопровождавшей вас,
И в кухню — шасть!.. Увы, лишь пес дворовый
Похрапывал там сладко в этот час.
Но так он был с мулаткой схож во мраке,
Что поцелуй влепил я в пасть собаке.
Смекнул я враз, кого облобызал —
Несло похлебкой тухлою от зверя,
Но он мне щеки в клочья растерзал
Быстрей, чем я успел отпрянуть к двери.
Покуда от него я ускользал,
Шаги свои во тьме не соразмеря
И лбом сразмаху врезавшись в косяк,
Всех кошек лаем разбудил мой враг.
Одна впилась мне в нос, другая — в ноги…
Пытаясь дверь нащупать в темноте,
Метался я, как мечется в тревоге
Борзая с погремушкой на хвосте,
Которую для смеха по дороге
Гоняют в карнавальной суете.
Я и сейчас себе не представляю,
Как спасся от когтей, клыков и лая.
Расставшись с истязателем моим
И, наконец, вздохнув чуть-чуть свободней,
Сказал себе я: «Возблагодарим
Всемилосердный промысел господний
За то, что после стольких мук живым
Меня найдет хозяин мой сегодня!»
И вот, сеньор, как видите, я здесь,
Хоть исцарапан и покусан весь.