ГЛАВА XII
Каким образом расы разделились в физиологическом отношении, и какие разновидности они затем создали через посредство смешения. Неравенство рас в смысле силы и красоты
Следует окончательно разобраться с вопросом космогонического влияния, поскольку в данной книге я буду пользоваться связанными с ним аргументами. Начнем с первого сомнения, которое пора рассеять: каким образом люди, живущие в одном месте по причине общего происхождения, могли подвергаться совершенно различным физическим воздействиям? Допустим, когда начали проявляться различия между расами, их общины были достаточно многочисленны, чтобы распространяться в места с иным климатом, но как случилось, что, преодолевая огромные трудности, например, непроходимые леса и болота, песчаные пустыни или снежные равнины, реки, озера и моря, они могли совершать путешествия, которые вряд ли по плечу цивилизованному человеку со всей его мощью? Чтобы ответить на подобные вопросы, рассмотрим, какими могли быть первые стоянки наших далеких предков.
Еще в далеком прошлом многие ученые, а позже такие серьезные исследователи, как Жорж Кювье, пришли к выводу, что для некоторых рас отправной точкой должны были служить горные системы. Так, белые люди, а также некоторые африканские племена, имевшие близкое нам телосложение, очевидно жили первоначально на Кавказе. Желтая раса скорее всего спустилась со снежных отрогов Алтая. В свою очередь, негры, относящиеся к прогнатическому типу, строили первые хижины на южных склонах Атласских гор, оттуда они и мигрировали; таким образом, в стародавние времена наиболее обжитыми были именно такие труднодоступные районы, где в таинственной тьме встречались бурные реки, пещеры, вечные снега, непроходимые ущелья, зато самое страшное и неизвестное для наших праотцов таилось на открытых равнинах, по берегам рек, озер и морей.
Как мне кажется, древние философы выдвинули такую теорию, а нынешние ученые подхватили ее в первую очередь потому, что для выживания в периоды великих природных катастроф люди должны были тянуться к вершинам, где их не могли достать наводнения. Однако это расширенное толкование сюжета о горе Арарат, возможно, применимое к эпохам, следующим за первобытными временами, т. е. к эпохам, когда большая часть земного шара была уже заселена, совершенно не подходит для того периода, когда человечество должно было появиться в относительно спокойных природных условиях, и заметим кстати, что указанное толкование противоречит идее о единстве человеческого рода. Кроме того, горы всегда, с самых незапамятных времен, внушали глубокий страх и суеверное поклонение. Именно в горах пребывали мифологические боги. Собрания греческих и брахманских богов происходили на покрытой вечными туманами вершине Олимпа и на горе Меру; на вершине Кавказа Прометей страдал от таинственного наказания за еще более таинственное преступление; если бы люди с самого начала обитали в таких высокогорных убежищах, вряд ли воображение вознесло бы их до самого неба. Трудно обожествлять то, что вы видели, хорошо узнали и попирали ногами; для горных жителей обитель божественных существ находилась бы в глуби вод и на равнинах. Следовательно, я склоняюсь к противоположной мысли — я полагаю, что свидетелями первых шагов человека были открытые и ровные места. Впрочем, об этом говорится и в Библии; теперь, когда мы установили первое место пребывания человека, вопрос о миграции решается намного проще, потому что ровные участки местности, обычно пересекаемые реками, выходят к морю, и больше не стоит ломать голову над тем, как предки преодолевали леса, пустыни и болота.
Есть два вида миграции или переселения: добровольная и вынужденная. Первый случай не имеет никакого отношения к периоду, о котором идет речь в Книге Бытия. Второй более подходит для дикарей — неосторожных, неловких и неопытных, — нежели для развитых народов. Достаточно одной семьи, уместившейся на плоту — несколько несчастных, застигнутых морской стихией, цепляющихся за стволы деревьев и подхваченных течением, — чтобы говорить о далеком переселении. Чем слабее человек, тем чаще он служит игрушкой неорганических сил. Чем меньше у него опыта, тем больше он подчиняется случаю, которого он не может ни предвидеть, ни избежать. Известны почти невероятные примеры того, как представители нашего рода путешествовали, помимо своей воли, на большие расстояния. Например, в 1696 г. две пироги с тремя десятками дикарей племени анкорсо — мужчин и женщин — были застигнуты непогодой и после долгого дрейфа оказались на одном из Филиппинских островов, Самале, отстоящем на три сотни лье от места, откуда они отправились в плавание. Другой пример: четверо людей из племени улеа, находившихся в лодке, были подхвачены бурей, в течение восьми месяцев скитались по морю, и наконец их прибило к острову Радак на восточной оконечности Каролинского архипелага; они совершили вынужденное путешествие длиной в 550 лье. Несчастные питались исключительно рыбой и пили бережно собираемые капли дождя. Когда дождей не было, они ныряли в глубину и пили морскую воду, которая, как говорят, там менее соленая. Конечно, по прибытии на Радак путешественники находились в плачевном состоянии, однако они быстро пришли в себя.
Двух этих примеров достаточно, чтобы согласиться с возможностью быстрого переселения некоторых групп в места с совершенно другими климатическими условиями. Однако если нужны еще доказательства, можно указать на легкость, с какой насекомые, панцирные, растения распространяются повсюду, и нет нужды доказывать, что для них это более сложная задача, чем для человека. [25] Земноводные панцирные попадают в море в результате разрушения скал, затем течение выносит их на далекие отмели. Зоофиты, прикрепленные к раковине моллюсков или сбросившие свои почки в океан, далеко уносятся ветром и формируют колонии; и те же самые деревья неизвестных видов, те же самые разные столбы, которые в XV столетии рухнули на берегах Канарских островов и служили пищей для размышлений Христофора Колумба, способствовали открытию нового мира и, возможно, несли на своей поверхности яйца насекомых, которые давали потомство далеко от места своего рождения, от родной земли.
Таким образом, первые человеческие общины без труда могли привыкнуть к любому климату, к любому месту проживания. Кстати, в наше время, при нынешнем состоянии земного шара, вовсе не расстояние определяет разницу в климате, в частности, что касается температуры. Не говоря уже о горных районах, например, Швейцарии, где в пределах одного-двух лье атмосферные и почвенные условия разнятся настолько, что в некоторых местах можно встретить смешение лапландской флоры и растительности, характерной для Южной Италии; то же самое можно сказать об Изола-Мадре, где на берегу озера Мажор, под открытым небом, растут апельсиновые деревья, большие кактусы и карликовые пальмы, которые видны с нашего западного побережья, хотя всем известно, насколько климат Нормандии более суровый, чем на острове Джерси. Если взять этот небольшой треугольник и абстрагироваться от ссылок на орографию, западный берег Франции являет собой удивительный контраст с точки зрения разнообразия растительности.[26]
А какими должны были быть контрасты на ограниченном пространстве в те жуткие времена, на которые приходится рождение человечества! На небольшой территории разыгрывались великие атмосферные революции, когда море отступало или, напротив, наступало; когда затопляло или, наоборот, иссушало соседние земли, когда горы поднимались — внезапно, беспорядочно громоздясь огромными массами, — или же опускались до уровня окрестной суши; когда, наконец, бурные колебания земной оси и, следовательно, общего равновесия планеты, т. е. изменения положения полюсов относительно эклиптики, сотрясали всю земную систему.
Таким образом, приходится отвергать все возражения, обоснованные тем, что в начальную эпоху существования мира вряд ли могли происходить изменения рельефа и температурного режима, и есть все основания считать, что первобытные человеческие семьи могли рассеиваться на большие расстояния и равным образом могли собираться вместе на ограниченной территории, где они подпадали под влияние очень многочисленных факторов. Именно таким путем могли формироваться вторичные типы, от которых произошли нынешние ветви нашего рода. Что касается человека, так сказать, первого поколения, т. е. ближайшего потомка Адама, у нас нет возможности сказать что-либо достоверное о его специфических признаках и определить, насколько похожи или не похожи на него представители каждой из новых групп, так что оставим его в покое. Поэтому наше исследование будет ограничено расами второй формации.
