алчностью к материальным радостям, власть в какой-то мере способствовала удовлетворению самых низменных инстинктов, а всеобщее рабство, не сделавшись легче и мягче, оказалось более деградирующим фактором. Словом, в ассирийских странах собрались все пороки.
Наряду с утонченной роскошью существовал обычай человеческого жертвоприношения, который обесчестил храмы самых богатых и самых цивилизованных городов и который практиковался белой расой только как заимствованный у других типов. В Ниневии и Тире, а позже в Карфагене это позорное явление имело политический характер и всегда сопровождалось очень торжественной церемонией. Его полагали необходимым для процветания государства.
Матери отдавали в жертву своих детей, и малышам вспарывали животы на алтарях. Сами матери перерезали себе горло, видя как их малютки стенают и бьются в пламени Ваала. У верующих членовредительство считалось высшим проявлением усердия в вере. Отрезать себе мужской орган означало богоугодное дело. Добровольно проделать на себе те ужасы, которые правосудие вершило в отношении провинившихся, оторвать себе ухо или нос и в луже крови посвятить себя Мелькарту Тирскому или Белу Ниневийскому — значило заслужить благосклонность этих ужасных фетишей.
Мы вели речь о жестокости, теперь поговорим об извращениях. То, что несколько веков позже описывал Петроний, имея в виду Рим, ставший азиатским, или события знаменитого романа Апулея по мотивам милесских басен, было обычным делом у ассирийских народов. Проституция — рекомендуемая, освященная и практикуемая в храмах — широко распространилась в обществе, и, согласно законам некоторых городов, это было религиозной обязанностью и достойным средством заработать приданое. Этот обычай не противоречил полигамии, хотя последняя предполагала ужасную подозрительность и мстительность. Продажность невесты не бросала тени на репутацию супруги.
Когда семиты, спустившиеся со своих гор, за 2000 лет до Рождества Христова[61] появились среди хамитов и даже в нижней Халдее[62] установили династию своей крови, но вые принципы белой расы внесли свежую струю в покоренные народы. Но их действие было не совсем агрессивным, ведь они имели дело с метисами, а не с варварами. Пришельцы могли бы все разрушить, вздумай они опереться на грубую силу. Они оказались умнее, им помог хороший инстинкт, который всегда был присущ этой расе; они дали последующим поколениям пример — кстати, ему последовали затем германцы — в том, чтобы не уничтожать стареющее и умирающее общество, в которое они вливали молодую кровь. Они стали учиться у побежденных и узнали много полезного. Судя по результатам, такая политика увенчалась полным успехом.
Их царствование было ярким событием, а слава их была так велика, что греки, собиратели азиатских древностей, приписывали им честь создания ассирийской империи, хотя они были только ее реставраторами. И эта ошибка свидетельствует об их вкусе к цивилизации и об историческом значении их трудов.
В хамитском обществе, судьбами которого им пришлось с тех пор вершить, они имели много функций. Солдаты, моряки, рабочие, священники, цари, продолжатели правящих наций, они оставили в политике Ассирии то, что было в ней ценного. А основную часть своей энергии направили на коммерцию.
Если Передняя Азия была крупным рынком западного мира и его главным центром потребления, то побережье Средиземного моря стало естественной базой товаров, поступающих из Африки, Европы и стран Ханаана, где сосредоточилась интеллектуальная и коммерческая активность приморских хамитов, и лакомым кусочком для ассирийских властителей. Это прекрасно поняли семиты Вавилона и Ниневии и направили все свои усилия на то, чтобы подчинить, либо непосредственно, либо через свое влияние, эти деятельные народы. А те, со своей стороны, старались сохранить свою политическую независимость перед лицом древних династий, ставших новой «белой» ветвью. Чтобы изменить ситуацию, халдейские завоеватели осуществили кампанию переговоров и походов, чаще всего удачных, которые прославили гений их расы под общим именем цариц Семирамид.[63]
В связи с тем, что семиты смешались с цивилизованным населением, их воздействие на ханаанские города выражалось не только через силу оружия и политику. Они обладали большой энергией и действовали в зависимости от конкретных обстоятельств — большим числом и вполне мирно проникали в селения Палестины и за стены Сидона и Тира в качестве наемных солдат, работников, матросов. Этот способ проникновения приносил не меньшие результаты, чем завоевания для единства азиатской цивилизации и будущего финикийских государств.[64]
В «Бытии» есть любопытный и красочный рассказ о том, как происходило мирное вытеснение некоторых племен или, лучше сказать, семитских семейств. В Священном Писании описывается, как одно из них, живущее в сердце халдейских гор, бродит из провинции в провинцию, очень подробно показывается нищенская жизнь, тяжкие труды и маленькие победы. Не могу не пересказать этот сюжет.
Итак, речь идет об одном человеке расы Сима из армянской ветви Арфаксада, процветающего народа Хебр, который жил в верхней Халдее, в горной местности Ур. Однажды этот человек задумал покинуть свою страну и переселиться в землю Ханаана. Писание не объясняет, какими причинами продиктовано решение семита. Конечно, для этого имелись серьезные основания, потому что позже сын эмигранта строго-настрого наказал своей расе никогда не возвращаться на родину, хотя в то же время велел своему наследнику выбрать жену в стране предков.
Фарра — так звали путешественника — собрал сородичей и отправился в путь. С ним были Авраам, старший сын, Сарра, его дочь от наложницы, жена Авраама, и Лот, его внук, отец которого Аран умер за несколько лет до путешествия. Их сопровождали рабы, правда, немногочисленные, поскольку семья была бедная, несколько верблюдов и верблюдиц, ослы, коровы, овцы, козы.
Причину, по которой Фарра выбрал Ханаан, объяснить нетрудно. Он был пастух, как и его отцы, и собирался найти новую, богатую пастбищами, землю, мало населенную, чтобы там хватило места для его стад. Следовательно, Фарра принадлежал к наименее авантюрному слою своих соплеменников.
Кстати, он покинул верхнюю Халдею в возрасте 70 лет, с ним был его сын Авраам, который женился перед самым походом. Надежда Фарры уйти со своим караваном далеко не оправдалась. Старик умер в Харане на границе Месопотамии. Оставшиеся шли медленно, так как прежде всего заботились о скоте. Увидев удобное место, они ставили шатры и оставались там до тех пор, пока в колодцах не кончалась вода и животные не съедали траву.
Авраам, ставший предводителем, успел состариться под опекой отца. Ему было 75 лет, когда он освободился от этой опеки. За это время численность его рабов и его стада увеличились. Еще одним благоприятным обстоятельством оказался тот факт, что в полупустынных землях Ханаана обитали довольно мирные и малочисленные народы, не представляющие большой опасности.
Это были племена негров-аборигенов, хамитские народы, небольшие семитские группы, такие же переселенцы, как Авраам. Таким образом, сын Фарры, который в Уре, судя по всему, считался скромным пастухом, на новой земле оказался крупным собственником, важным человеком, почти царем. Между прочим, такое часто случается с людьми, которые, вовремя покинув неприветливые места, приходят в новую страну, полные энергии и решимости подняться на более высокую ступень.
Этими качествами Авраам был наделен сполна. Вначале он не обосновался в каком-то определенном месте. Бог обещал сделать его в один прекрасный день хозяином этой страны, предназначенной для его потомства, и Авраам захотел познакомиться со своей империей. Он обошел ее вдоль и поперек. Он заключил полезные союзы с многими кочевыми племенами и добрался даже до Египта. Одним словом, к обещанному сроку он был богат и влиятелен. У него было много золота, рабов и стад. Самое главное — он хорошо узнал эту землю и ее обитателей.
Впрочем, впечатление было тягостное, особенно когда он познакомился с жестокими и ужасными нравами хамитов. И то, что произошло с Содомом и Гоморрой, казалось ему вполне заслуженным наказанием за грехи этих городов, где Бог не нашел и десятка честных людей. Авраам не захотел, чтобы его потомство в единственном колене, которое было ему дорого, оказалось запятнанным соседством с такими развратными соседями, и приказал своему помощнику отправиться на родину и привезти оттуда женщину его крови, дочь Вафуила, сына Милки и Нахора, т. е. свою внучатую племянницу: он еще раньше узнал о рождении девочки. Это говорит о том, что переселенцы не порывали связей с сородичами, оставшимися в Уре. Новости довольно быстро пересекали реки и долины, перелетали от халдейских жилищ до шатров Ханаана, преодолевая большие, расстояния, поделенные на множество мелких владений. Это служит доказательством активной жизни и единства идей и чувств в хамито-семитском мире.
Не буду далее пересказывать известную библейскую историю. Всем известно, что семиты-авраамиды в
