индустриальными центрами, как например, Ливерпуль и Бирмингем; они превратились в сточные русла для жителей Передней Азии, они находили занятие для всех, а излишки переправляли в колонии. За счет постоянных переселений они вливали туда свежие силы. Впрочем, не стоит слишком восхищаться столь плодотворной деятельностью. Эти преимущества постоянно растущего населения имели и оборотную сторону: Тир и Сидон начали изменять политическую конституцию с намерением улучшить ее и закончили тем, что привели к ее полному краху.
Мы уже увидели, какие этнические трансформации предопределили конец царствования богов, на смену которому пришло царствование жрецов, а оно, в свою очередь, уступило место сложной и мудреной организации, выразившейся позже в сфере власти, в появлении вождей и патрициев в городах. В результате таких реформ различие рас кануло в небытие. Остались только группы или семейства. Перед лицом вечной и стремительной изменчивости этнических элементов аристократическое государство, последнее слово, крайнее выражение революционного духа первых семитских пришельцев, в один прекрасный день оказалось неспособным удовлетворить требования наступающих поколений, и стали заявлять о себе демократические идеи.
Вначале они нашли поддержку у царей. Те охотно восприняли принципы, которые могли унизить патрициев. Затем их подхватили толпы рабочего люда на мануфактурах и превратили их в стержень своего объединения. Активные деятели интриг и заговоров составляли особый класс общества, привыкший к роскоши, с вожделением смотревший на соблазны власти, но не имевший никаких прав, кроме права на милости, и презираемый в первую очередь аристократами: я имею в виду царских рабов, евнухов из дворцов, фаворитов или тех, кто стремился ими стать. Так выглядела партия, разрушившая аристократический порядок.
У противников этой партии было достаточно сил, чтобы защищаться. Желаниям и прихотям царей они противопоставляли безликое законодательство и зависимость от судейских чиновников. И они стали смыкать свои ряды. Против неспокойной массы рабочего люда у них были мечи и дротики многочисленных наемников, в первую очередь карийцев и филистинцев, которые составляли гарнизоны в городах. Наконец, хитростям и козням царских рабов они противопоставили большой опыт в делах, недоверчивость, присущую человеческой природе, практический ум, несравнимый с неуклюжей хитростью противников — одним словом, сошлись в поединке интриги одних, жестокая сила других, нетерпеливая амбиция сильных, непомерная зависть слабых, а с другой стороны — огромное преимущество статуса господ, оружие, которое не легко одолеть, если оно находится в руках сильного.
Конечно, они бы сумели сохранить свою империю, как и любая аристократия, если бы победу определяла только энергия повстанцев, но исход дела решила их слабость. Поражение стало результатом смешения их крови.
Революция победила, только когда во дворцах появились люди, которые сокрушили их двери. В государстве, где торговля приносит богатство, а богатство — влияние, трудно избежать мезальянсов. Вчерашний матрос завтра становится судовладельцем, и его дочери, в виде золотого дождя, проникают в лоно самых высокомерных семейств. Впрочем, кровь патрициев Финикии уже была смешанной, поэтому им было трудно сопротивляться соблазнительным переменам. Полигамия, столь милая сердцу темнокожих или полутемнокожих народов, делает все меры предосторожности бесполезными.
Таким образом, в господствующих расах побережья Ханаана исчезла однородность, и демократия нашла в них своих сторонников. Аристократы начали' находить приятность в смертельных для них доктринах.
Аристократия чувствовала эту открытую рану в своем боку и защищалась посредством депортации. Когда раскрывался или усмирялся заговор, виновников хватали, погружали на корабли под охраной карийцев и увозили в Ливию, Испанию, за пределы Геркулесовых столбов — в места столь отдаленные, что следы этих колонизаторов находили даже в Сенегале.
Мятежные аристократы в той вечной ссылке создавали патрициат новых колоний, и нет свидетельств тому, что несмотря на всю свою либеральность они забыли суровые порядки своей родины.
Между тем наступил день, когда дворянству пришел конец. Нам известна дата окончательного поражения, известно, в какой форме это случилось, и мы можем назвать главную причину. Итак, дата — 829 г. до н. э., форма — аристократическая эмиграция, основавшая Карфаген, главная причина— крайняя степень смешения населения под действием нового элемента, который в течение столетия создавал питательную среду для анархии этнических элементов.
Значительно усилились эллины. Они начали создавать колонии — эти форпосты их могущества, располагавшиеся на побережье Малой Азии, вскоре стали истоком мощной волны переселенцев в Ханаан. Пришельцы, отличавшиеся от семитов складом ума, телосложением и силой духа, оказали большую поддержку демократическим идеям и своим присутствием ускорили революцию. Первой жертвой демагогии пал Сидон. Победившая чернь изгнала аристократов, которые основали в Арадусе новый город, где нашли прибежище торговля и процветание, а старый город превратился в руины. Такая же участь вскоре постигла Тир.
Патриции, страшившиеся владельцев фабрик, простонародья, царских рабов и самого царя, после казни самого влиятельного из них — жреца Мелкарта, — будучи не в силах сохранять свою власть или спасти свои жизни перед лицом поколения, появившегося в результате смешения, решили покинуть страну. У них был флот и верные войска. И они, покорившись судьбе, ушли вместе со своими сокровищами, увозя с собой административно-управленческий опыт и традиционное искусство торговли, и обосновались на побережье Африки, прямо напротив Сицилии.
Так совершилось героическое событие, подобных которому с тех пор не было. Хотя в современную эпоху были две попытки повторить его. Во время войны при Кьоцце венецианский сенат обсуждал вопрос о том, чтобы отплыть на Пелопоннес вместе со всем народом, а позже такая же возможность рассматривалась в английском парламенте.
У Карфагена не было детства. Его правители заранее были уверены в могуществе своей воли. Они привезли с собой традиции древнего Тира. Их окружали почти исключительно чернокожие племена, стоявшие на более низкой ступени, и им не составило труда подчинить их себе. Наученное вековым опытом, правительство проводило в отношении подданных хамитскую политику твердости и непреклонности, а поскольку в городе Дидоне из осколков белой расы были только тирские и ханаанские аристократы, одновременно и жертвы и творцы демагогических потрясений, они установили безусловное иго. До самого момента своего падения они не сделали ни одного послабления для народа. Даже когда им приходилось призывать его к оружию, они оставались жестоки и непреклонны, потому что их авторитет опирался на этническое различие.
Анархия в Тире возобладала полностью после ухода аристократии, которая еще сохраняла остатки прежних качеств расы и прежде всего относительную однородность. Когда цари и простолюдины остались одни, на улицы выплеснулось все разнообразие происхождения и воспрепятствовало сколь-нибудь серьезной реорганизации. Хамитский дух, множество семитских ветвей, греческий характер — все это заявило о себе в полный голос. Не было никакой возможности договориться, и стало ясно, что вместо создания разумной и четкой системы правления население радовалось даже временному миру за счет временных компромиссов. После основания Карфагена у Тира уже не было новых колоний. Прежние постепенно отходили от него и одна за другой присоединялись к патрицианскому городу, который стал их столицей. Все было естественно и логично. Колонии не перенесли свое повиновение в другое место — сменилась только метрополия. Господствующая раса осталась прежней и в этом прежнем качестве продолжила колонизацию. В конце XIII в. она основала поселения в Сардинии, хотя ей еще не исполнилось и ста лет. Через пятьдесят лет она овладела Балеарскими островами. В VI в. она заселила ливийскими колонами все западные города, бывшие когда-то финикийскими. В новых поселенцах черная кровь преобладала еще в большей степени, чем в их сородичах на побережье Ханаана; когда незадолго до Рождества Христова Страбон писал, что большая часть Испании находилась под властью финикийцев, что в трехстах городах Средиземноморья не было других жителей, кроме финикийцев, это означало, что их население сформировалось на базе темнокожих, к которым добавились элементы белых и желтых рас, а карфагеняне еще больше приблизили состав жителей к меланийской природе.
Именно хамитские патриции обеспечили на родине Ганнибала преобладание над всеми народами с более темной кожей. Тир, лишенный этой силы и ставший местом жительства совершенно перемешанных
