После того как мы выпили еще несколько кружек пива, он показал мне помещения командного состава, здания военных учреждений, телефонную станцию, расположение караульных постов и старинных ворот у северного и южного входов. Осмотрев все то, что [262] представляло для меня интерес, я распростился с сержантом”.
После полудня 5 апреля майор Глейн вылетел обратно в Берлин{361}.
7 апреля на рейсовом пассажирском самолете в датскую столицу прибыли еще два немца. Один из них, Шлиттер, выполнял обязанности дипломатического курьера. Он доставил запечатанный пакет с инструкциями для посла Ренте-Финка. Вторым был генерал-майор Химер, начальник штаба генерала Каупиша. Химер совершал поездку под видом высокопоставленного гражданского чиновника. Его военная форма находилась в дипломатическом багаже Шлиттера.
8 апреля Химер совместно с авиационным атташе подполковником Петерсеном провел еще одну разведку в районе гавани. У причалов стояло много судов, но Петерсен слышал, что два из них уйдут в тот же день, так что свободного места будет достаточно. Химер и Петерсен еще раз осмотрели цитадель и пришли к выводу, что легче всего войти в нее с юго-восточного угла. О результатах разведки сразу же сообщили в Берлин шифрованной телеграммой{362}.
Оставался нерешенным вопрос о том, как доставить ранним утром тяжелую радиостанцию с пристани Лангелиние в цитадель. Химер пригласил к себе жившего в Копенгагене немецкого подданного офицера запаса Циммермана и сообщил ему, что ранним утром следующего дня к пристани Лангелиние подойдет немецкое судно, “чтобы выгрузить несколько ящиков”{363}. Циммермана спросили, не может ли он вместе с четырьмя надежными членами национал-социалистской партии прибыть в 4 часа утра на грузовике к причалам, забрать груз и перебросить по указанному адресу. Сразу же вслед за этим нужно было направить одного человека к [263] артиллерийским казармам, чтобы проверить, не подняли ли там тревогу. В этом случае требовалось предупредить подполковника Петерсена. Следовало соблюдать строжайшую тайну. Если на пути следования грузовика встретится датский полицейский патруль, последний надо уничтожить.
Циммерман взялся за выполнение поручения. Он решил привлечь к этому делу активного члена копенгагенского отделения национал-социалистской партии Вернера Тиле и предложил ему явиться в порт и затем совершить поездку к артиллерийским казармам. Тиле счел это рискованным. Он опасался того, что если затея кончится провалом, то прямым следствием явится запрещение NSDAP в Дании. Следовало предварительно заручиться согласием Шефера, который являлся лидером датских нацистов{364}. Циммерман посетил Шефера; тот дал согласие и выделил четырех человек, в том числе и Тиле.
В 11 часов вечера о предстоящих событиях информировали немецкого посла в Дании Ренте-Финка. Шлиттер вручил ему пакет с инструкциями, а Химер дал пояснения к намеченному плану. Для посла все это было полной неожиданностью, но он “быстро оценил обстановку и подготовился к выполнению своей трудной задачи”{365}.
Один из четырех нацистов, помогавших Циммерману, работал шофером у немецкой фирмы, торговавшей каменным углем. Без разрешения хозяев он взял грузовик и в условленное время направился в порт. Нигде не было видно ни одного полисмена. “Жители Копенгагена спали, все было спокойно”{366}. Явились в порт также Циммерман и Тиле. Никто из прибывших не знал, что именно должно произойти. Однако один из них писал позднее, что “его догадки оправдались”, когда в 4 часа 20 минут к причалу Лангелиние подошло судно, с которого стали соскакивать на берег вооруженные немцы, и [264] что он был “рад принять активное участие в оккупации Копенгагена”{367}.
Пароход “Ганзештадт Данциг” сумел войти в порт беспрепятственно; впереди него шел немецкий ледокол “Штеттин”. С крупного форта, расположенного как раз напротив входа в гавань, суда заметили и навели на них луч прожектора. Датчане собирались дать предупредительный выстрел, но из-за технических неполадок не могли зарядить орудия{368}.
Через пять минут таможня и полицейский участок в районе порта очутились в руках немцев. Ближайшие к пристани северные ворота цитадели оказались запертыми: их пришлось подорвать. Южные ворота были раскрыты. Немцы бросились в атаку через оба входа, захватили врасплох караулы и овладели телефонной станцией; через десять минут после начала высадки они уже хозяйничали повсюду. Ошеломленных датских солдат разоружили и заперли в подвалах форта. Сюда же доставили начальника датского генерального штаба, министра внутренних дел Дании и английского торгового атташе, арестованных на улицах города. Слабую контратаку, которую пыталась осуществить охрана королевского дворца Амалиенборг, немцы отбили{369}.
Тем временем Циммерман доставил в цитадель радиостанцию; ее вскоре собрали и подготовились к передачам. Тиле направился, как было условлено, к артиллерийским казармам; он находился вблизи казарм до половины седьмого, но никаких признаков тревоги не обнаружил{370}. Благодаря беспечности датчан Химер беспрепятственно связался в 6 часов утра по телефону со штабом фон Каупиша и приказал направить в Копенгаген эскадрилью бомбардировщиков, чтобы оказать добавочное давление на датское правительство{371}. Последнее [265] вскоре (6 часов 30 минут) капитулировало. Датская радиостанция Калунборга не работала, но немцы смогли сразу же возвестить о капитуляции, пользуясь своим передатчиком, доставленным в цитадель. Немецкие технические специалисты, прибывшие вместе с батальоном, заняли датские радиостанции и главный почтамт{372}; личный состав немецкого отдела спецпропаганды взял под контроль телеграфные агентства и типографии газет{373}; группа работников Управления разведки и контрразведки, прибывшая в Копенгаген на том же пароходе “Ганзештадт Данциг”, приступила к арестам английских и французских шпионов{374} - короче говоря, немцы быстро осуществляли программу действий, намеченную планом внезапного нападения.
С датской стороны насчитывалось 36 убитых и раненых военнослужащих{375}, с немецкой стороны - “примерно 20”{376}. По завершении операции фон Каупиш мог с полным основанием заявить, что народ и вооруженные силы Дании оказались полностью застигнутыми врасплох; “от наших темпов у них перехватило дыхание”{377}.
Ни по одной другой немецкой наступательной операции в нашем распоряжении нет такой подробной информации, как по действиям против Дании. Как нам кажется, приведенные выше факты дают вполне удовлетворительное, исчерпывающее объяснение полной внезапности и потрясающе быстрых успехов, которые были достигнуты немцами. Предположение, будто во внезапном ударе по Дании принимала участие многочисленная пятая колонна, было явно ошибочным. Подобная точка зрения не подтверждается ни одним из тех многочисленных документов, которые опубликованы датской парламентской комиссией по расследованию. [266]
Точных данных о численности немцев, живших на территории Дании в 1940 году, к сожалению, не имеется. В 1930 году их насчитывалось 9400; из этого количества примерно 3000 проживало в Копенгагене {378}. Шефер считал, что к апрелю 1940 года в самом Копенгагене, а также на островах Зееланд, Фальстер и Лааланд их проживало примерно 1500 человек; речь шла при этом о людях старше 15 лет, возможно только о мужчинах. Из указанного количества 120 человек являлись членами национал-социалистской партии{379}. Нет никаких доказательств, что эти люди оказывали какую-либо поддержку немецким войскам, за исключением тех действий, которые предпринимались в Копенгагене. Нельзя также подтвердить документами предположение, будто вопросы, которые задавал Шефер своим единомышленникам в 1935 году{380}, такие как: “Есть ли у вас автомобиль? Имеете ли вы пишущую машинку? Умеете ли вы
