– Прошу вас, не оставляйте меня так скоро, посидите еще немного. И потом мне очень хочется знать ваше мнение… о жене моего племянника. Скажите мне, моя красавица, как вы ее находите?
– Я… боже мой… вы знаете, я не имею привычки наблюдать. Наконец… у всякого свой вкус, эта дама хорошенькая, конечно… но, такая красота мне не нравится… Нет ничего правильного в чертах ее лица… они ни греческие, ни римские… не знаешь, что это такое.
– Я с вами согласна… не знаешь, что это такое… Мне очень нравится это определение!.. А вы господин Шалюпо… каково ваше мнение?
Господин Шалюпо был погружен в свои размышления, и жена крепко ущипнув его за руку, воскликнула:
– Как, опять! О чем вы думаете, Неморин? Скажите! Сейчас же скажите!
Неморин с живостью поднял голову и, стараясь придать себе невинный вид, отвечал:
– Ни о чем, душенька, клянусь тебе, ни о чем…
– Гм. Какое вы чудовище, Неморин! Вы, верно, мечтаете о какой-нибудь вашей новой победе… Если бы вы знали, милейшая госпожа де Фиервиль, какой ловелас мой муж!..
– В самом деле!.. Господин Шалюпо – соблазнитель?..
– Не думайте этого, сударыня, жена моя шутит!
– Нет, милостивый государь, я не шучу!.. К тому же вы довольно известны в свете своими похождениями! И если бы я хотела сказать все, что я знаю… все, что вы сделали ужасного! Ах, моя милая, все мужчины негодяи, и вы очень счастливы, что вы вдова…
– Вы не говорите то, что думаете, моя милая, – отвечала, улыбаясь, госпожа де Фиервиль, – но я возвращаюсь к моему вопросу: господин Шалюпо, как вы находите жену моего племянника?
– В самом деле, муж мой должен это знать, потому что он достаточно смотрел на эту даму!
– Я! – бормочет смущенный Шалюпо. – Но я ее не знаю…
– А! Это уже не даром! – говорит длинная, сухая, дама, бросая яростный взгляд на своего мужа. – Вы ее не знаете… Не знаете дамы, которая только что сейчас отсюда вышла?
– Ну да… нет… не знаю… то есть знаю теперь. Но прежде я ее не знал….
– Кто вас спрашивает, знали ли вы ее прежде? Вас спрашивают, как вам показалась ее наружность?
– Наружность?.. Такая, как у всех. В ней нет ничего необыкновенного…
– Гм! Коварный обманщик… а почему вы так раскраснелись, смотря на эту даму?..
– Может быть, от холода.
– Здесь не холодно..
– Ну, так от жары.
– Послушайте, мой милый господин Шалюпо, – начала вкрадчивым голосом госпожа де Фиервиль, – позвольте мне вам высказать откровенно, что мне сейчас пришло в голову, надеюсь, что вы не сердитесь… потому что я нахожу, что, право, ни вам, ни супруги вашей сердиться тут не на что.
– Говорите, моя добрая, – возразила госпожа Шалюпо, которую тревожат все эти предисловия.
– Вот что, друзья мои, в то время как у меня сидел мой племянник с женою… я подумала… мне показалось… я очень могу ошибаться…
– Ради бога, моя милая…
– Мне показалось, что, увидев жену моего племянника, господин Шалюпо был поражен, удивлен так… как будто встретил особу, которую он знал прежде, но, по причинам, которых я не могу знать, желал скрыть, что он ее узнал.
– У вас необыкновенно верный взгляд, моя красавица, – сказала госпожа Шалюпо, – действительно, лицо моего мужа выражало все это и еще многое другое. Отвечайте, Неморин, так ли говорит госпожа де Фиервиль?
– Это все неправда, то есть, извините, я хочу сказать, что госпожа де Фиервиль ошибается… не знаю, почему вы непременно хотите, чтобы я знал эту даму…
– Боже мой! Господин Шалюпо, мы совсем этого не хотим, я вас просто спросила; в этом нет ничего удивительного, если вы где-нибудь прежде встречали госпожу Дальбон. Она не из числа тех хорошо воспитанных молодых девушек, которые оставляют свою мать для того только, чтобы перейти в объятия супруга. Племянник мой имел глупость жениться на той, которую он… вероятно, встретил на каком-нибудь публичном бале.
– А Неморин часто ездил в Мабиль и Прадо… я имею доказательства…
– Не знаю, почему всегда желают выставить меня гулякой… негодяем… волокитой… Право, сударыни, вы же меня пытаете! Но нам не надо забывать, госпожа Шалюпо, что мы сегодня обедаем у дядюшки… а он ждать не любит… он садится за стол в четыре часа… это не по-столичному, но он уже так привык.
И супруги прощаются с госпожою де Фиервиль, которая провожает их до дверей, осыпая их любезностями и выражениями дружбы.
Оставшись одна, тетка Леона сказала себе: «Этот господин Шалюпо знает жену моего племянника… несомненно. Я открою эту тайну… я узнаю прошлое Агаты».
ХХХХVII. СЛУЖИТЕЛЬНИЦА В ТЕАТРЕ
Через несколько дней после своего визита к госпоже де Фиервиль Леон и жена его отправились в театр. Это единственное развлечение, которое они пользовали себе, живя в Париже, потому что они не ездили ни на балы, ни на вечера, ни на концерты, но театр нравился Вишенке, может быть из-за воспоминаний, что она сама некогда играла на сцене.
Молодые супруги приехали в театр, где давали драму, привлекавшую толпу зрителей. Леон спросил себе ложу, и к нему явилась, чтобы проводить его туда, старая и чрезвычайно полная женщина с угреватым красным лицом; на ней было платье с цветными разводами, приподнятое на боках, как у пастушек на картинах Ватто; на голове ее был чепчик с измятыми цветами, прикрепленный к огромной черной фальшивой косе и фальшивыми же кудрям.
Вишенка вздрогнула, увидев эту женщину, в которой она тотчас же узнала мать Альбертины, госпожу Гратанбуль, потому что это действительно была она.
Служительница спросила у Леона:
– Что вам угодно?
– Есть ли у вас хорошая ложа?
– Всегда имеется для благородных особ, милостивый государь. Потому что, понимаете, сейчас можно видеть, с кем имеешь дело, в особенности я, которая родилась за кулисами.
– Я не спрашиваю вас, где вы родились, но есть ли у вас ложа?
– Есть, и прелестная, из которой решительно все видно… с маленькой скамьей и даже подушкой для вашей дамы… несколькими подушками, если вы их любите, сударыня, если… если…
Госпожа Гратанбуль не смогла окончить фразы, взглянув на Вишенку, она припомнила, что где-то видела эти черты, но где?..
Молодая женщина в эту минуту дернула за рукав мужа, говоря:
– Друг мой, я не хочу сидеть в ложе с этой стороны, пойдем дальше…
– Как хочешь, милый друг.
И юная чета удалилась, оставив госпожу Гратанбуль сначала ошеломленной, потом рассерженной: надо же, не взяли ту ложу, которую она предлагала!
– Как, они уходят, а я им предлагаю княжескую ложу. Что случилось?
– Вам не повезло, – сказала матери Альбертины другая служительница.
– Это ничего не значит. Но вообразите себе, госпожа Финар, меня поразило лицо этой дамы… Верно, я ее знаю… впрочем, я видела столько лиц… Позвольте, однако же!.. Я припоминаю! Неужели это та самая юная особа, которая, в первый раз выступая на сцене, играла, как моя туфля! Она, стало быть, успешно повела свои дела… потому что на ней настоящая турецкая шаль… я в этом толк знаю… у моей дочери их было семь, при князе Чемизакове.
– А у вас есть дочь, которая была так богата?
– Еще бы! Три года тому назад у нее был дворец, карета, жокей… и я уж и не знаю что. Она называлась госпожа де Сант-Тюберез, а я – де Гратанбуль… Я отбросила свое де, устроившись в театр, потому что нужно именоваться, смотря по положению, которое занимаешь в обществе.
