И месячные у нее прекратились. Однажды я застукала ее за тем, что она выбрасывала неиспользованные прокладки как раз в те дни, когда у нее обычно бывала менструация. Поэтому на следующий месяц я специально за ней следила, и все повторилось, словно она хотела сделать вид, что еще нуждается в прокладках. И непохоже было, что она беременна – месяц проходил за месяцем, и стало ясно, что с ней все в порядке.
Вы, вероятно, уже решили, что я такая мерзкая девчонка, которая все время шпионит за сестрой, но ничего подобного. На все эти странности я натыкалась случайно. А разобраться в них старалась, потому что тревожилась за Апплес. Вы разве не забеспокоились бы, если бы такое творилось с вашей любимой сестрой? А самым скверным было то, что я ни с кем не смела поделиться своими страхами. С родителями я об этом не могла говорить и, разумеется, с посторонними тоже, а расспрашивать саму Апплес я бы в жизни не решилась. И следить за ней я не могла – с моей-то шиной на ноге и с моей одышкой. Поэтому, хотя я и знала, что она каждую ночь смывается из дома, я не могла увязаться за ней и узнать, куда она уходит и чем занимается.
Я уж стала подумывать, не написать ли мне анонимное письмо в какой-нибудь журнал консультанту. А думала я об этом, потому что обожаю такие колонки с советами: например, «Секс и твое тело» или «Каверзные вопросы» в журнале «Семнадцать». А самая моя любимая колонка – «Неистовая любовь», ее ведет Дэн Сэвидж в «Икс-прессе», нашем еженедельнике. Мама с папой убили б меня, если бы узнали, что я его читаю. Там ведь все про секс и всяких геев, и хотя я понимаю, что у меня никогда не будет друга – кому охота показываться на глаза под ручку с франкенштейновским монстром? – все равно я считаю, что мне надо знать такие вещи.
Представляете, как бы я написала кому-нибудь из них о своих беспокойствах насчет Апплес? Начала бы я с Дэна.
«Дорогой Дэн!
Моя сестра перестала есть, и у нее больше нет менструаций. У нее появилась фобия к Пасхе, и по ночам она убегает из дома, не знаю куда.
Я не собираюсь вмешиваться в ее жизнь, но все это меня очень тревожит. Как ты думаешь, что с ней? И что мне делать?
Что с ней? Я уже начала подумывать, не связано ли это как-то со старыми, всем надоевшими фантастическими фильмами ужасов, которые показывают поздно вечером. Может, она стала наркоманкой или превратилась в какое-то таинственное чудовище? Только не злобное. Ни мне, ни кому другому, как я наблюдаю, она зла не причиняет. Просто она сделалась… странной.
И вот в день моего рождения, когда мне исполнилось шестнадцать, все выяснилось. После праздничного обеда и всяких подарков и поздравлений. Я уже лежала в постели, глядела в потолок и пыталась понять, почему я не чувствую никаких изменений – ведь считается, что когда тебе исполняется шестнадцать, это такое событие! И тут в комнату вошла Апплес и закрыла за собой дверь. Я скорей села и оперлась на подушку. Апплес прислонила к изголовью вторую подушку и легла рядом со мной. Мы так лежали тысячу раз, но в тот день я сразу почувствовала что-то особенное.
– Я хочу тебе что-то сказать, – проговорила Апплес, и в голове у меня завертелось множество предположений и беспокойных догадок одна другой невероятней, а она вдруг заявила: – Я вампир.
Я повернулась и уставилась на нее.
– Не может быть!
– Нет, правда, – сказала она.
И когда она начала объяснять, что с ней случилось в тот вечер, когда она пропала на четыре дня, все странности и причуды, удивлявшие меня в последние годы, стали понятны. Вернее, стали бы понятны, если бы я могла поверить в главное – моя сестра теперь девушка-Дракула!
– Почему ты мне раньше не сказала? – спросила я.
– Я хотела дождаться, когда тебе будет столько же, сколько было мне, когда меня превратили.
– Но почему?
– Потому что я хочу и тебя превратить. Она села на кровати, скрестив ноги, и поглядела на меня очень серьезно.
– Если ты превратишься, – продолжала она, – ты избавишься и от шины на ноге, и от астмы.
– Неужели?
Я не могла себе представить, как это – жить без моих болячек. Значит, можно стать нормальной! Но тут же я напомнила себе: нормальной, но мертвой.
А Апплес кивнула и расплылась в улыбке. Вытянув правую руку, она показала мне указательный палец.
– Помнишь, как я сломала ноготь, играя в волейбол? – спросила она. – Ноготь тогда совсем сошел.
Я кивнула. Помню, это было ужасно неприятно.
– Ну так смотри, – продолжала Апплес, помахивая передо мной пальцем. – Все зажило.
– Апплес! Прошло четыре года, конечно, с тех пор все зажило, – сказала я.
– Нет, зажило, когда я превратилась в вампира. Когда я шла на концерт, ногтя не было, а когда через четыре дня вернулась, палец был в порядке. Эта… женщина, которая передала мне Дар, говорила, что превращение излечивает от всего.
– Значит, ты укусишь меня, или как там это делается, и я стану такой, как ты?
Она кивнула.
– Но только сначала надо как следует все продумать. До того, как ты переменишься, должно пройти три дня, так что нам надо решить, как и где мы можем все это проделать, чтобы никто ничего не заподозрил. Но ты не бойся. Я никуда от тебя не отойду, буду за тобой смотреть.
– И после этого мы будем жить вечно?
– И нам всегда будет шестнадцать!
– А как же мама с папой?
– Им нельзя ничего говорить, – сказала Апплес. – Сама подумай, как им все это объяснить?
– Но мне же ты объяснила. Но Апплес покачала головой:
– Они не поймут. Ну как они смогут понять?
– Так же, как и я.
– Это не одно и то же.
– Значит, мы будем жить вечно, а мама с папой состарятся и умрут?
По лицу Апплес я поняла, что об этом она никогда не задумывалась.
– Не можем же мы превратить всех, – спустя некоторое время сказала она.
– Почему?
– Тогда нам не останется…
– Чего? – спросила я, потому что она замолчала.
Долгое время она молчала и не смотрела мне в глаза.
– Не останется, чем питаться, – сказала Апплес наконец. Видимо, я скривилась, потому что она быстро добавила: – Это не так противно, как кажется.
Она уже успела растолковать мне, чем настоящие вампиры отличаются от тех, кого показывают в кино или описывают в книгах, однако, несмотря на различия, все вампиры пьют кровь, а меня, прошу прощения, от этого тошнит. Апплес поднялась с кровати. Вид у нее был… не знаю, как лучше сказать? Смущенный. Грустный. Растерянный.
– Наверно, тебе нужно время, чтобы переварить все, что я тебе выложила, – сказала она.
Я медленно кивнула. Надо было что-то ей ответить, но я не представляла что. Голова не работала.
– Ну ладно, – сказала Апплес и ушла.
Я снова опустила подушку вниз, улеглась и уставилась в потолок, перебирая в мыслях все, что она мне рассказала.
Моя сестра – вампир! Нет, это невероятно!
Интересно, у нее все еще есть душа?
Впрочем, это вообще-то праздный вопрос. А у кого из нас есть душа? Это все равно что спрашивать: каков Бог? Из всех ответов на этот вопрос мне больше всего нравится, как Дипак Чопра
