– А я чую, что нам пора двигаться, – прервал их Йохо. – Едем мы или не едем? – Он набросил на плечи Мэнди украшенную лентами куртку, всю в заплатах. – На! Пользуйся сегодня. Считай, что ты почетный член «Оленьих плясок».
– Но как же…
– Поезжай с нами и оглядишься, – ответил Йохо. – Ну, поехали же наконец!
Пестрой, разноцветной и разношерстной стаей они вывалились на улицу, где за домом аккуратными рядами выстроились мотоциклы.
– Можешь ехать со мной, – предложила Колючка.
Мэнди благодарно улыбнулась.
– Кто же вы вообще-то такие? – спросила она, подходя к мотоциклу. – Чем вы занимаетесь?
– Ну, как тебе сказать? – ответила Колючка. – С одной стороны, мы тоже шайка, вроде Чистокровок, Пэков, Шмелей – называй как хочешь. Мы друг друга любим, нам вместе хорошо, а потом… Ты слыхала когда-нибудь о плясках Морриса? [19]
– Ясное дело, – кивнула Мэнди и, когда Колючка посмотрела на нее с сомнением, добавила: – Я люблю читать про старое время и про все, что где-то делается сейчас. За Пограничьем. В том мире.
– Ну так вот – мы вроде этих прежних групп Морриса. Потому мы такие роли себе и выбрали – шестеро холостяков, три белых, три черных, Осе – карнавальный конек, Задира – шут.
– А Мэри?
– А Мэри – дева Мэрион. Возлюбленная Робин Гуда.
– О нем я слышала, – улыбнулась Мэнди.
– Понятно, о нем долго говорили. Ну, в общем, как тебе объяснить, чем мы занимаемся? – Она усмехнулась. – Тебе, поди, покажется, что я порю чушь, только мы для Граньтауна вроде счастливого амулета, сечешь? Мы дарим городу радость. Наши пляски на улицах, наша музыка – это все чуть ли не с каменным веком связано, с английским по крайней мере. Со всякими там старыми обрядами, которые приносят счастье, удачу, плодородие и все такое. Мы рассекаем по городу самое малое раз в два дня, и сразу все кругом веселеет. Нас многие любят – и старики, и панки. А их отдача и нас взбадривает. Понимаем – вроде бы мы делаем что-то важное. Ну как, дошло до тебя что-нибудь?
– Думаю, да.
– Так мы едем или будем трепать языками? – крикнул им Йохо.
Колючка засмеялась.
– Поехали, – сказала она Мэнди. – Проедешься с нами и лучше поймешь, о чем я толкую.
– А что будет, если вы разок не поедете? – спросила Мэнди.
– Не знаю! Может, ничего и не будет. Может, Крысы отовсюду полезут. Может, мы свихнемся. Кто знает? Просто, когда мы ездим, нам кажется, что это нужно!
Мэнди уселась на мотоцикл за спиной Колючки.
– Наверно, я знаю, о чем ты говоришь. Когда я вижу, как вы все проноситесь на своих мотоциклах, у меня сразу дух захватывает. Мне не удавалось попасть на ваши выступления, но я…
– Понятно! В городе столько групп. За всеми не угонишься!
– И все равно, когда Мэри спросила, не хочу ли я поездить с вами, мне показалось, что я вдруг выиграла неожиданный приз! И до сих пор у меня такое чувство.
–
– Что?
– Было когда-то такое игровое шоу.
– Что-то вроде телевизора?
– В том мире так развлекались простые люди. А ты когда-нибудь видела телевизор?
– Нет. А ты?
– Видела. У одного моего приятеля была такая штука, которая записывала всякие шоу. Это был класс! Чего мы только не посмотрели на его старых записях! А потом кто-то эту штуку стырил.
Мотоциклы один за другим взревели, ожили, и разговаривать стало невозможно. Колючка пришпорила свою машину. Она повернула руль, и мотоцикл отозвался низким рычанием.
– Держись! – крикнула она Мэнди.
Та обхватила Колючку за талию, и они понеслись. В конце квартала Мэнди поймала себя на том, что с лица у нее не сходит улыбка, как у шутовской головы, венчающей жезл Задиры.
Сидя в «Танцующем хорьке», эти двое являли собой разительный контраст. Куривший трубку Фаррел Дин был низкорослый, плотный, в неизменных заплатанных брюках и стеганой куртке. Будучи чистокровным эльфом, родившимся в Эльфлэнде, он тем не менее казался толстым хозяином гостиницы из какой-то средневековой chanson de geste[20]. Штырь же – худой, гибкий, в черных джинсах, сапогах и кожаной куртке, с длинными черными дредами и темно-кофейной кожей, вполне мог слиться с тенями.
В клубе только и были они двое да еще Дженни-Колокольчик, маленькая девушка-эльф, свистящая в свистульку. Сейчас она сидела в углу и тихонько насвистывала монотонную простенькую мелодию, под которую у ее ног танцевал Лабби. Время от времени Дженни поглядывала на обоих мужчин. Штыря она знала, но разговаривать с ним ей не доводилось. Видела-то она его здесь часто, поскольку бывала в клубе и в роли подавальщицы, и во время разных концертов, но когда Штырь приходил в клуб, Дженни предпочитала развлекать Лабби – хорек был явно без ума от бретонских танцевальных мелодий.
Мало кто чувствовал себя со Штырем легко. Хотя казалось, все в Граньтауне его знают, так же как и он знает каждого, друзьями Штыря можно было с уверенностью считать только Фаррела Дина и Берлин, а та большей частью работала у Диггеров или выступала с группой Джо До-ди-ди, исполнявшей старые блюзы.
Дженни часто думала: как странно, что Фаррел Дин и Штырь, видимо, помнят далекие-далекие времена. Ее это удивляло не потому, что Фаррел Дин был чистокровным эльфом, а Штырь точно – человеком, и не таким уж старым, если можно судить по внешности; нет, Дженни недоумевала потому, что Штырь, казалось, помнил времена, пред шествовавшие возвращению Эльфлэнда, словно он жил в те дни, когда это случилось.
Она закончила гавот витиеватой гаммой, и Лабби свалился у ее ног, умоляюще устремив на нее глаза в ожидании продолжения. Фаррел Дин, глядя на них, улыбнулся.
– Кажется, мы только вчера оборудовали это местечко, – проговорил он.
– Не вчера, а много-много вечеров тому назад, – поправил его Штырь.
Он кивнул, когда Фаррел Дин собрался снова наполнить его бокал. Янтарное вино, выдержанное в Граньтауне, но взращенное на виноградниках Эльфлэнда, заиграло в бокале. Они обменялись тостами, чокнулись, выпили и снова откинулись на спинки кресел. Фаррел Дин возился со своей трубкой. Вытряхнув пепел, он сосредоточенно нахмурился. Но табак тут же заалел, и он вставил трубку в рот.
– По городу бродит один из Чистокровок с револьвером, – сказал он, не выпуская изо рта трубки.
Штырь бросил на него внимательный взгляд.
– Настоящий револьвер, можешь не сомневаться, Штырь! Этот мерзавец уже и за Границей поупражнялся. Револьвер хранился у матушки Мондрейк, только кто-то у нее вчера его свистнул. Она сама не знает, как это случилось, но вечером к ней наведывалась шайка Чистокровок.
– Кто тебе сказал? – спросил Штырь.
– Джон Колдшойн. Он забрел вчера вечером посмотреть группу «Волшебное безумие».
– Так! Есть сведения, у кого этот револьвер сейчас?
Фаррел Дин покачал головой.
– Но в городе неспокойно, и я думаю, надо ждать неприятностей.
Штырь встал и залпом допил вино.
– Кто ж так непочтительно хлещет вино эльфов? – заметил Фаррел Дин.
– Надо найти этот револьвер, – ответил Штырь. – Я бы не возражал, пусть эти шайки перестреляют друг друга, только стрельба, чего доброго, пойдет и дальше.
– Может, им охота просто поиграться, – высказал надежду Фаррел Дин. – Ты же знаешь этих ребят.
– Думаешь, все ограничится игрой? Фаррел Дин вздохнул.
